Соляная артелЪ

В беломорском заливе Домашняя губа, на луде Сеннуха две женщины сегодня строят поморскую солеварню.

Соль-морянка

Соль-морянка. Фото: ИА "Республика" / Игорь Георгиевский

Москвичка Ольга Ягодина перебралась в Поньгому больше года назад (дети выросли, человек свободный). Татьяна Усова приехала к подруге этим летом — за рулем через всю страну, с Сахалина. Чтобы жить у Белого моря: варить соль и возрождать традицию.

— Три года назад мне привезли подарок из Франции — соль выпарки ручной работы. Сто граммов, сотня с лишним евро. И я подумала: почему Ла-Рошель? Почему не Россия?..

Историей поморского солеварения журналист Ольга Ягодина заинтересовалась тогда всерьез. Обошла столичные архивы, объехала российские музеи.

Ольга Ягодина

В жизни ДО Поньгомы Ольга Ягодина работала фрилансером в московской luxury-журналистике. Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

Соли по пузу

Первые упоминания о солеварении на Руси появились в письменных источниках XI-XII веков.

В XII веке добыча соли была широко распространена и в Поморье. Поначалу ее вымораживали из морской воды. Позже, с появлением железа, начали выпаривать на специальных сковородах — цренах.

Выгрузка соли с палатей в вагонетки

Выгрузка соли с палатей в вагонетки. Из архивов, изученных Ольгой Ягодиной

В 1137 году русский князь Святослав Олегович выдал Софийскому собору в Новгороде уставную грамоту, где был определён налог с соляных варниц: «на мори от чрена и от салгы по пузу».

В переводе с поморской «говори» чрен (црен) — четырёхугольный ящик, кованный из листового железа. Салга — котёл, в котором также варили соль. Пузом поморы называли мешок соли в два четверика, то есть объёмом около 52 литров.

Торговля поморской солью

Из архивов: поморской солью торговали по всей Руси до начала XX века, пока её не вытеснила более дешёвая, промышленная

Беломорскую соль из морской воды называли поморкой, поморянкой, морянкой (она была тёмной и крупной). Соль, выпаренную из воды соляных источников — ключёвкой (эта была белая, мелкая, более дорогая).

Поморка

— И вот я все это читала-читала и подумала: если в 16 веке три лесоруба приходили на берег моря, ставили за неделю избу, привозили црен и начинали варить соль — то почему все это нельзя сделать в веке 21-ом? Соль, рыбалка, баня, спа-процедуры — такой всесезонный кластер для суровых беломорских курортников.

Поморская соль-морянка

Поморы варили соль с ноября по апрель не потому, что заняться было нечем: зимой соленость воды в Белом море достигает 35%. Как в Красном. Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

— Самые большие усолья были в Гридино, — продолжает Ольга. — И сначала я хотела построить солеварню именно там. Но до Гридино добраться можно только морем. Или автомобилем, практически по бездорожью. А в Куземе — железнодорожная станция, причем это точка, откуда все байдарочники, сплавившись по нашим рекам, отправляются домой. Залезла в архивы: в соседней Поньгоме (деревне почти 700 лет) с начала XV века стояли два больших усолья…

Ольга зашла на Белое море из Москвы. Через ученого-героя Чилингарова, через Михаила Соколова (представитель Карелии при Президенте РФ) вышла на беломорские рубежи. С Александром Худилайненом первый раз встретилась в столице.

— Александр Петрович, может, и предполагал, что в стране есть такие сумасшедшие почитатели его республики, но не подозревал, что они такие настырные. Сказал: делайте. До этого все, кому я свою идею излагала, смотрели на меня с испугом. И даже отодвигались немножко…

Варя

— Первую соль мы сварили прошлым летом. Местные сразу спросили: а ты уверена, что будет выпариваться? Подвергли сомнению законы физики. Но и я вдруг засомневалась: а если море уже не такое соленое? Нужен был эксперимент. Ко мне в Поньгому приехали друзья, привезли здоровенный казан для плова — на 30 литров. И на берегу моря, под домашнюю наливку мы целый день варили соль. Первый казан дал пять кило. За день наварили двадцать.

Поморская соль-морянка

Эту морянку Ольга отвезла на экспертизу в Москву. Анализ показал: соль можно использовать и как пищевую, и для спа. Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

Архивная справка

Выпаркой всегда руководил опытный мастер (повар), ему помогали подварок и несколько рабочих. Повара ценились очень высоко: это был, как сегодня сказали бы, топ-менеджер производства. Опытных мастеров солепромышленники перекупали друг у друга за большие деньги.

Повар затапливал печь, а подварок в это время «напущал» в црен рассол. После закипания солевар уже не мог отойти от печи до конца варки — а она иногда продолжалась до полутора суток. Повар внимательно следил за тем, как идёт «кипеж» рассола, чтобы поймать момент, когда начнёт «родиться» соль. При появлении первых кристаллов в црен добавляли свежую порцию. Так поступали несколько раз, пока не получался густой «засол».

Чем крепче был первоначальный рассол, тем короче была «варя». Когда раствор загустевал, кристаллическая соль начинала оседать хлопьями на дно црена. Это означало, что пора уменьшать жар в печи и постепенно гасить огонь. По окончании варки рабочие сгребали соль лопатами к бортам црена и выбрасывали её на деревянные лопати для сушки. После сушки ссыпали в мешки.

Так поморы варили соль на карельском побережье Белого моря до начала XX века. Кстати, накануне Великой Отечественной и во время войны местные жители возобновили ручное производство соли.

Слово «варя», «повар» легли в основу названия современной соли — «поваренная».

Кипеж

— С Ирой Устин, директором кемского музея «Поморье», мы написали бизнес-план. Может быть, смешной, но за спрос не дают в нос. Посчитали: оказалось, что затратная часть не такая большая (хотя мы делали с плюсом, с рисками). Получилось 3 миллиона 600 тысяч рублей — на то, чтобы построить солеварню и запустить производство.

Ирина Устин

Ирина Устин: «При царе Алексее Михайловиче Тишайшем соль была дорога. На царском столе солонка стояла около государя. Передавать ее было не принято, еду солили лишь те, кто мог дотянуться. Отсюда и поговорка: уйти с царского пира несолоно хлебавши». Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

Проект Ягодиной и Устин «Соляная АртелЪ» в прошлом году выиграл грант фонда Тимченко — 700 тысяч рублей на возрождение старинного промысла.

— У фонда есть интересные программы по возрождению малых городов и сел, — говорит Ольга. — Мы вписались просто идеально. 1200 соискателей по России — выигрывают всего 123, и наш проект (как развивающий территорию) в том числе. Как мы прыгали-орали! Эти деньги реально сдвинули нашу телегу с места.

Дорога к поморской солеварне

Ольга: «На деньги гранта мы подняли дорогу к острову (где планировали ставить солеварню). Этот перешеек строила еще Антанта: здесь проложили узкоколейку, в бухту заходили суда — за лесом». Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

Печь

— На деньги Тимченко нужно было решить целый ряд проблем. Одна из них — строительство печи. Мне казалось, я чрезвычайно умна и много знаю. Но сломалась быстро, на простой арифметике. На шесть квадратов печки нужно 3,5 тысячи кирпичей: 1800 огнеупорных, остальные простые. В Кеми обычный кирпич стоит 43 рубля, огнеупорный — 60. И тут я понимаю, что у меня не хватает денег.

Строительство поморской солеварни

Ольга: «Сижу и реву от злости на саму себя: дура-дуракова, авантюристка…». Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

Печь для солеварни взялся сложить местный человек Коля — автор куземских каминов и голландок, печник талантливый и пьющий. Коля посчитал кирпичи, предоставил смету. На нее-то и закапали московские слезы.

— Да не реви ты, господи! — сказал Коля. — Тут у военных кочегарка стояла, наковыряем мы тебе кирпичей.

Кирпич для строительства поморской солеварни

И наковыряли — два «студебеккера» с верхом. Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

— Я скакала как лошадь от счастья, не знала, как этого Колю целовать-обнимать. А они были как рады, что я так рада! Причем, это ведь не в магазин стройматериалов съездить, надо было обдолбить аккуратно каждый кирпич, вынуть из старой кладки. Иногда думаю: чем я это заслужила?..

Рабочие

— Скольким людям я дала работу? Раз, два… восемь человек. Плюс почасовая — всего около двадцати жителей Поньгомы и Куземы. Кемских не приглашала, хотя был, конечно, момент, когда уже готова была гастарбайтеров позвать… Но этим ведь не решишь главный вопрос. Местным людям нужно вернуть уважение к себе.

Строительство поморской солеварни

Сегодня солеварню заводят под крышу жители Поньгомы. Те трое, что не пьют. Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

— В деревне зимой нет света, я там ночью однажды заблудилась. Причем Поньгому знаю, там три дома — два ряда. Но не было северного сияния — и все, я потерялась. Зимой здесь живет 29 человек (прописано 55). В Куземе числится 300, летом почти все квартиры заняты. А на зиму многое уезжают в Мурманск, в основном старушки остаются. Школу закрыли. Но такие мелкие проекты, как у нас, могут ситуацию изменить. У меня ощущение, что наша задача именно в этом. Надо показать, что так возможно, что не нужна глобализация. Точечно — как в Финляндии.

Надеюсь, наш опыт покажет, что это не страшно. Что здесь можно жить. Если две женщины могут — почему не могут все остальные?

Повар

Татьяна Усова приехала в гости к подруге юности (вместе когда-то росли на Сахалине) прошлым летом Отпуск длинный: слетала в Европу, сфоткалась у Эйфелевой башни и на Гранд-канале в Венеции. А на обратном пути заглянула в Поньгому.

— Ольга поселила меня в деревенском доме. Принесла ведро воды с реки: коричневая, прямо чай — и семена растений плавают. Пей, говорит. Можно! Ужас. Но когда мы пошли в баню по-черному и после парилки визжа, пища, падая, за камни хватаясь — залезли в горную речку… Вот это — наше. Выйдешь на улицу — там гриб растет, тут морошка расцвела, у дороги брусника спеет. Наше!

Татьяна Усова

Весной Татьяна вышла на льготную пенсию. И приняла решение: еду на Белое море. Сдала квартиру, набила джип всем необходимым и отправилась по Транссибу в Карелию. Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

— Когда уезжала с Сахалина, друзья в один голос кричали: сумасшедшая! Здесь дом, земля, работа (я шеф-повар), социальное положение — а ты все бросаешь и едешь в тьмутаракань?! Но я же не в один день решилась. Хочу новых ощущений, новых людей — что-то изменить в своей жизни. Конечно, непросто начинать с нуля. Но за мной только старость. Старость и одиночество: десять лет назад погиб шестнадцатилетний сын. Когда он был жив, у меня были другие планы. Но так случилось, и изменить прошлое я не могу. А будущее — могу!

Татьяна Усова

Татьяна: «Я у местных спрашиваю: почему все загажено? Они: туристы-сволочи, а нам пофиг — дети уехали. А если внуки вернутся? Сюда никто не вернется!.. Но ведь я-то проехала 12 тысяч километров. И приехала — сюда». Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

Соль

— Когда рылась в архивах, очень много читала о поморах, — говорит Ольга. — Вот люди были — мыслили масштабами государства! В Поньгоме в девятнадцатом веке и соль варили, и лес валили, и зверя били. Здесь жили судовладельцы — торговали с норвегами. Читать умели, есть писанные их рукой документы. А сегодня…

Как-то разозлилась на своих страшно (было за что) и устроила публичное выступление. Орала: посмотрите на себя, вы — ушлёпки!!! Вы разве поморы?! Бичура! Позорите своих предков!.. Может, и не права — их ломали, не моя это компетенция читать мораль. Но так хотелось встряхнуть! Ста лет не прошло — все забыли. Звонят, спрашивают: горло заболело, какое лекарство покупать? Да вы что, обалдели? У вас ягель под руками — это антибиотик природный. Сварил и полощи каждые пять минут, к концу дня будешь здоров.

…Приняли меня не сразу. Сначала поглядели. Поняли, что ни черта не ориентируюсь в ситуации — и тут искушению поддались все: прошлым летом я снимала дом в деревне за 15 тысяч в месяц! Это уже потом меня начали жалеть: не умею правильно чистить рыбу, сожгла при сушке три ведра белых грибов… Перестали смотреть как на источник обогащения, глядели с жалостью — как на больную. Звали на обед (как без супу-то!). Зима наступила быстро, я не успела теплые вещи из Москвы привезти — приносили рукавицы, свитера, валенки.

Ольга Ягодина в строящейся солеварне

Ольга: «Сейчас люди поняли, что я пришла всерьез, надолго: начала в местной жизни разбираться, показала зубы — понемногу начали принимать за свою. Когда весной уехала на пару месяцев — ЖДАЛИ ». Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

— Здесь есть правило: в чужой двор без приглашения заходить нельзя. Ты — гость, и веди себя соответственно. А так хочется все изменить! Не сразу — потихоньку. Аккуратно-аккуратно сохранить, в шахматном порядке все лучшее расставляя. Я не знаю, справлюсь ли с этим. Но очень хочу справиться.

Луда Сеннуха, залив Домашняя губа

Луда Сеннуха, залив Домашняя губа. Фото: ИА «Республика» / Игорь Георгиевский

Специальный проект "Районы говорят"