Жители Карелии за последнее время начали противостоять созданию форелеводческих хозяйств на местных водоемах. Они уверены, что эта отрасль вредит озерам, загрязняет их. Но это категорически не так. Почему вред от форелевых хозяйств в общественном понимании чрезмерно гипертрофирован, «Республике» рассказал эксперт Росприроднадзора по водному и земельному законодательству РФ Сергей Пластинин.
Сергей Пластинин. Фото: «Республика»/Лилия Кончакова
Сергей Пластинин – дипломированный инженер по охране окружающей среды и очистке воды, действующий независимый эксперт. В системе Росприроднадзора работает 16 лет. 6 лет возглавлял федеральный водный и земельный надзор в качестве старшего государственного инспектора РФ в сфере охраны природы. Также Сергей Пластинин преподает экологическое право в Российской правовой академии Минюста РФ, а также классическую экологию в Карельском филиале РАНХиГС.
Слепые пробы
«Зачастую население высказывает мнение, что форелевые хозяйства загрязняют водоемы. Авторитетно могу сказать, что за 16 лет, которые я занимаюсь охраной природы в Карелии, ни по одному предприятию мы не выявили превышения концентрации загрязняющих веществ выше, чем фон водоема. То есть все эти утверждения голословны.
Более того, часто можно услышать от общественников и граждан, что пробы воды на форелевых участках отбирают сами представители предприятий, и они же привозят их в лаборатории. Это тоже не так. Подавляющее большинство проб отбирают строго четыре раза в год специалисты экспертной лаборатории Росприроднадзора. Более того, эти пробы шифруются. То есть ни один инженер-химик не знает, что это за вода и откуда ее привезли на экспертизу. Подтасовать данные просто невозможно.
Повторюсь, в Карелии нет водоемов, где превышена концентрация загрязняющих веществ. Гидрохимические показатели стабильны», – заявил Сергей Пластинин.
Вылов форели из садков на Сегозере. Фото: «Республика»/Лилия Кончакова
Форелеводство в Карелии развивается с 1992 года. Первые хозяйства появились в Кондопожском районе и в Костомукше – это предприятия Николая Федоренко и «Кала я марьяпоят». Сначала отрасль развивалась очень плавно и достаточно медленно – в первые 15 лет появилось не более 12 организаций. Сейчас же в Карелии 73 форелеводческих предприятия, которые работают на 200 площадках. Количество форелеводов сильно выросло за последние 7-10 лет. А максимальный рост зафиксирован за последние четыре года, когда карельским Минсельхозом руководит Владимир Лабинов.
Не быть сырьевым придатком
Изначально форелеводство в Карелии подразумевало только выращивание рыбы. Однако, как считают эксперты, это неправильно и экономически ущербно. Сейчас в республике ситуация с этим меняется.
Сергей Пластинин. Фото: «Республика»/Лилия Кончакова
«Сейчас, конечно, есть проблемы в том, что перерабатывают рыбу не все наши предприятия, но работа в этом направлении ведется: в республике действуют меры господдержки, которые позволяют компенсировать карельским форелеводам затраты на строительство цехов для переработки.
Карелии нужно обязательно заниматься переработкой рыбы, если мы будем только выращивать рыбу, мы будем сырьевым придатком. Необходимо производить продукт, который будет конкурентоспособен не только в нашей стране, но и за рубежом.
Сегодня форелеводство активно развивается. С приходом на пост министра сельского и рыбного хозяйства Владимира Лабинова в Карелии начали активно вводиться в эксплуатацию цеха для переработки рыбы. Таким образом, мы образуем прибавочный продукт. Если раньше мы продавали рыбу в сыром виде – потрошеную либо непотрошеную, то сейчас Карелия реализует переработанную форель – копченую, соленую, пресервы, в виде икры. К слову, сейчас в республике рыба перерабатывается уже в 25 цехах», – отметил Сергей Пластинин.
Карельская форель – это бренд, известный по всей России. Еще бы, 80% всей российской форели выращивается в нашей республике. Самое маленькое предприятие находится в Спасо-Преображенском монастыре на Валааме: там производят до 50 тонн форели в год. Остальные предприятия в основном либо средние (от 200 до 800 тонн рыбы), либо крупные.
Форелевое хозяйство на Валааме. Фото: из личного архива Сергея Пластинина
Споры по незнанию
Разумеется, переработка рыбы – процесс, в котором отходов больше, чем просто в выращивании. Но, как считает Сергей Пластинин, жители республики, которые утверждают, что в форелеводстве есть какие-то проблемы, просто не видели, что происходит на предприятиях. И еще – что важно – они не знают природоохранного законодательства РФ.
Автоматизированная кормораздающая станция. Фото: «Республика»/Сергей Макеев
«Я общался недавно в режиме ВКС с общественностью в администрации Кондопожского района, на этом совещании присутствовали местные жители и депутаты, недовольные работой форелевых хозяйств, и в частности, организацией форелевых хозяйств в деревне Ватнаволок. Негатив по этому вопросу возникал в августе и в сентябре этого года. Выяснилось, что ни один из присутствующих не знает норм законодательства РФ. В итоге долго объяснял им, какие нормы права действуют в этой сфере.
Нужно отметить, что федеральный закон об аквакультуре, который принимался 10 лет назад, был сделан во многом по рекомендациям и предложениям Карелии. Ученые, рыбоводы и природоохранники (в том числе и Сергей Пластинин – прим. авт.) республики стояли у истоков создания этого закона. Он был с карельским акцентом. Именно у нас эта культура зародилась.
Форелеводство – это целая отрасль: не только промышленность, но и наука, и образование. Например, в ПетрГУ готовят специалистов с высшим образованием именно для этой отрасли. В КарНЦ РАН есть целое направление по изучению аквакультуры. Сейчас, например, изучается влияние форелевых хозяйств на Кондопожскую губу Онежского озера. Там большая концентрация форелевых хозяйств, работающих с 1990-2000-х годов. Но, нужно отметить, что на Кондопожскую губу серьезным образом влияет еще и ЦБК, действующий с 1929 года», – пояснил Пластинин.
Научный труд о садковом рыбоводстве. По нему в том числе учатся студенты ПетрГУ. Фото: «Республика»/Лилия Кончакова
На сегодня форелеводство в Карелии – это сильная отрасль экономики, в которой работают более 2 000 человек. Зачастую она представлена в глубинке республики – в отдаленных поселках. Стоит отметить, что в Прионежском, Сегежском и Калевальском районах работает лишь по одному форелевому хозяйству, а в Петрозаводске и в Пудожском районе – вообще ни одного. Всего в 2020 году карельские форелеводы вырастили 36 тысяч тонн рыбы. 15 лет назад они не выращивали даже 10 тысяч тонн.
Грязь не от форели
В общем балансе водоотведения форелеводы Карелии занимают всего лишь один процент. Сергей Пластинин убежден, что население возмущается по незнанию: оно не понимает, что основной сброс сточных вод в нашей республике происходит от ЦБК (в Сегеже, Кондопоге и Питкяранте), от Костомукшского ГОКа и от районных водоканалов.
Например, Сегежский ЦБК всего сбрасывает в Выгозерско-Ондское водохранилище 45 млн кубов сточных вод в год, из них без очистки – 5 млн кубов. Такого объема не образуют (и тем более не сбрасывают в водные объекты) все форелеводы Карелии вместе взятые.
Сегежский ЦБК. Фото: из архива Сегежского ЦБК
«То есть мы говорим о проблеме загрязнения водоемов со стороны форелеводов, но эта проблема сидит лишь в крупных предприятиях и в водоканалах. На сегодня в Карелии 40 населенных пунктов сбрасывают канализационные стоки вообще без очистки – напрямую в водоемы. Причем из этих 40 населенных пунктов 6 райцентров – Медвежьегорск, Кемь, Лоухи, Пудож, Беломорск и Калевала. То есть как они жили в XIX веке – всё сбрасывали в воду, так и живут.
Например, только Медвежьегорск (население 14 000 человек) сливает канализации около 1 млн кубов в год. Представляете?! Один миллион кубов канализационных вод ежегодно шурует в Большой Повенецкий залив Онежского озера! И, кстати, в этом заливе есть форелеводы, и они тоже от этого страдают, получая реальные риски.
Но сама фекальная масса не так опасна по своей природе. Наиболее опасны реагенты, растворители, ГСМ, моющие средства – порошки, отбеливатели, средства для мытья посуды и др. Если раньше все применяли в быту только хозяйственное мыло и соду, то теперь всё это – тяжелая химия, содержащая хлор, АПАВ (анионные поверхностно-активные вещества – прим. ред.), фосфаты, тяжелые металлы.
Что еще важно – для Калевалы и Медвежьегорска это еще и питьевые водоемы. То есть куда сбрасывают, оттуда и пьют. Водозаборы от выпусков канализации находятся там в километре или в полутора километрах друг от друга. Круговорот мочи в природе. Население не понимает, что для водоемов у нас существуют гораздо более глобальные проблемы, чем форелеводство», – заявил Сергей Пластинин.
Форель в цехе переработки. Фото: «Республика»/Лилия Кончакова
Особое внимание эксперт Росприроднадзора обратил на то, что рыба чувствительнее к загрязнениям окружающей среды, чем другие представители фауны.
«Волки, медведи, зайцы, вороны, голуби и многие другие обладают способностями бороться с любыми паразитами, инфекциями, вирусами. А рыба очень чувствительна, от загрязнений она будет болеть и погибнет. Любое, даже незначительное изменение в составе воды (кислотность, растворенный кислород, окисляемость и пр.) – и мы сразу видим замор рыбы. И поэтому в том числе форелеводство – очень рискованный бизнес», – отметил Пластинин.
Пробелы в законодательстве
Несмотря на пристальное внимание надзорных органов к форелеводам, в природоохранном законодательстве РФ есть небольшие пробелы. Так, по словам Сергея Пластинина, государство не определило требования к контролю за донными отложениями. То есть предприятия сейчас не обязаны контролировать то, что происходит на дне, только то, что происходит в воде.
Форель в садках на Сегозере. Вылов. Фото: «Республика»/Лилия Кончакова
«С донными отложениями могут возникнуть проблемы. Особенно когда предприятие старое, работает на одном участке более 7 лет. В этом случае на дне откладываются продукты метаболизма рыб, а также невостребованные корма.
На мой взгляд, эту массу нужно изучать и своевременно очищать. Уже сейчас появились технологии, которые позволяют это делать. Предприятия самостоятельно начинают чистить дно, поскольку грязное дно для них – это мина замедленного действия. Если концентрация загрязняющих веществ под садком будет выше нормы, рыба может умереть. А это огромные риски для предприятия. Есть еще способы борьбы с донными отложениями – перестановка садков, установка поддонов. К этим методам прибегают многие форелеводы, в том числе и в Европе.
Также важно отметить, что в Карелии многие предприятия работают на больших глубинах – 15-20 метров. Такая глубина дает рассеивающий эффект, это не дает превышения концентрации загрязняющих веществ. Здесь также помогает и сама природа: свободная рыба быстро сориентировалась и начала есть корм, который не съела садковая форель. То есть окунь и плотва стали жить вокруг форелевых хозяйств», – пояснил эксперт Росприроднадзора.
По данным Карелиястата, в форелеводстве средняя зарплата – 80 тысяч рублей. Эта отрасль уже обогнала горнопромышленный комплекс, энергетику и органы госуправления по уровню средней зарплаты.
Однако, несмотря на пробелы в законодательстве РФ, государство, по мнению Пластинина, рассматривает форелевые хозяйства под микроскопом. Только в рамках природоохранного законодательства они должны сдать от 5 до 30 отчетов в год: отчеты по воде и использованию акваторий, по морфометрике и использованию водоохранных зон, по забору и сбросу сточных вод и так далее. Требований очень много.
Система очистных сооружений АО «Кала-Ранта». Баки биологической очистки отходов. Фото: «Республика»/Илья Прохоров
«В Карелии нет форелевых хозяйств, которые свои сточные воды выпускали бы напрямую в водоем. Все форелеводы от рыбных цехов передают эти стоки либо напрямую в сети водоканалов, либо вывозят вакуумными машинами на районные КОСы, либо сбрасывают после очистки на поля фильтрации.
К сожалению, население не понимает, что в форелеводство вкладываются большие средства, внедряются самые современные технологии в сфере экологической безопасности. И поэтому форелеводам и местным жителям нужен диалог», – подытожил Сергей Пластинин, пояснив, что форелеводам выгоднее вложить десятки миллионов рублей в современные очистные сооружения, чем платить крупные штрафы и возмещать ущербы за вред окружающей среде. К слову, ущербы в России могут достигать и сотен миллионов рублей.
Производственный цех АО «Кала-Ранта». Фото: «Республика»/Илья Прохоров
Отметим, в Карелии из 88 тысяч водоемов (61 тысяча озер и 27 тысяч рек) в хозяйственном отношении задействованы только 100. Для республики это большой резерв, в том числе и для форелеводческих предприятий. Но, считает Пластинин, для этого нужны научные рыбоводное и экологическое обоснования, взвешенный подход и постоянный надлежащий контроль.
Чтобы понять значимость этой отрасли, можно привести простой пример: у жителей Карелии считается, например, что Петровский ЛВЗ или Олонецкий молочный комбинат – это крупные предприятия. Это так: в каждом из них трудятся 150-170 человек. Так вот столько же работает, например, и на рыбных предприятиях Николая Федоренко, и на «Кала я марьяпоят». Всего в отрасли трудятся более двух тысяч человек.
Более того, форелевые хозяйства – это не только рабочие места, но еще и социально ориентированный бизнес. Пример такого взаимодействия «Республика» изучала в Лахденпохском районе. Там – в поселке Куркиёки – работает компания АО «Кала-Ранта», которое не только не наносит вред окружающей среде, но и приносит немалую пользу жителям, занимаясь благоустройством поселка.
Цех по переработке красной икры. Фото: «Республика»/Сергей Юдин
Сетевое издание
RSS Лента