Здравствуй, дерево

Мафия бессмертна. Фамилия рулит. Хочешь найти свой клан — найдешь его, на Сицилии или в Заонежье. По итогам своего путешествия в Великую Губу наш обозреватель культуры обнаружила не только достопримечательности, но и свою родню.

Мечта моих последних лет двадцати такая: сижу, значит, я за длинным столом, голова седая, щеки в морщинах, мне где-то за 70. Молодая еще. А передо мной деревянный стол, за которым людей до двух десятков, все на меня похожи. Потомки. Носатые, ушастые, черноглазые, с живыми реакциями. Моя кровь. Загалделись. А я ложкой по столу – хрясь. И тишина. И стопочку наливаю. И речь держу. Мать-основательница клана.

Психологи, наверное, могут дать научную основу моему мечтанию. Какие-то комплексы достать на свет и обнаружить. А я вот хочу. Может, потому, что в детстве у меня не было семьи. Росла в интернате после расформирования ячейки общества. Папа корнями не интересовался. Я знала пару баек из его детства. Знаю, что родился он в деревне Кибитка, которой уж нет, часовня только осталась. А Федя сбежал из этой Кибитки еще в школьном возрасте. Не тянули его корни. И сейчас, когда ему 70, не тянут. Такой человек, цыганская натура. Видать, Кибиткой не зря назвали, где-то поющая братва кочевала, табор разбила, да месту этому имя и присвоила.

А я вот к 40 годам затосковала по фамильному. Хочу родню добыть, и все тут. С вепсской стороны знаю многих, Морозовских. А вот Ермолинская порода не исследована. И вот приезжаю я в Великую Губу по журналистским делам, первым делом вижу Дом Ермолиных, из которого теперь Наташа Вильк, жена писателя Мариуша Вилька, делает ремесленные мастерские. Я им сразу намекаю: давайте-ка из моего дома выметайтесь, мне нравится. Смеемся, я им про Кибитку. И спрашиваю, не знают ли кого из кибитковских Ермолиных. Оля Осипова, директор Дома культуры, начинает перебирать в уме известных моих однофамильцев. И дает наводку.

— Да живет тут в Космозере бабуля одна Ермолина. Вроде из кибиткинских будет.

Давай-давай, говорю, хочу свое семейное древо восстановить.

И вот намечаем мы поездку в Космозеро, чтобы хотя бы посмотреть на бабулю Ермолину. Приезжаем. Домик бабули прямо напротив прекрасной церкви. Старой, аутентичной, нетронутой советами. Заходим в дом, навстречу женщина-блондинка и бабуля возраста очень позднего. Знакомимся, глазками стреляем друг в друга. Проходим в залу. А на стене – древо. Прям такое, как я искала. Не верю глазам, начинаю вглядываться. Тычу пальцами во всех Ермолиных.

— Так ты чья будешь-то из кибиткинских? — спрашивает добродушная и открытая баба Нюра.

— Так Федя мой папа, а мама его Настя Мухина.

— Так ты Наташа, что ли? Я ж тебя помню, стихи читала нам на вокзале в шесть лет. Настя показывала тебя, когда Федя привозил. Так наши отцы – братаны, получается. Настин отец Павел Абрамович и наш дед Кирилл.

Так и рухнула на кровать у этого древа. Села, так сказать, под сенью. Не верю глазам своим. Искала древо, нашла древо. Пусть хоть и косвенное, стопроцентно не мое, но знак-то какой хороший.

Повспоминали с бабой Нюрой времена Кибитки, когда Федя был мальцом, а Нюра с Настей, моей бабушкой, были молодыми красотками. А я смотрю на бабулю, такую похожую даже местами на меня, что задаю себе тривиальный вопрос: «Почему я не интересовалась этим всем в 20-30 лет, когда баба Ася была жива, когда можно было услышать все эти истории из первых уст?» А теперь, когда только что обретенной дальней родственнице уже 86 лет, успеть хотя бы пару историй хапнуть. Записать, пока все мы при здравой памяти. И двигаться дальше к своей мечте: сижу, значит, я за длинным столом…