Ладанки

От автора: жанр ладанок вырос из стихов. Первые миниатюры были опубликованы в журнале «Север», книге рассказов «Космонавт» и интернет-журнале «Республика». Из ладанок выросла моя короткая проза. Ладанки – это то, что ближе всего к сердцу: юмор, размышления, представление окружающего мира и  человеческих характеров, коллизии моей собственной судьбы.

ШУТКА

Как рождаются шутки? Как-то сами собой. Соответственно обстоятельствам, собеседникам и данному временному отрезку…

Сослуживец, имевший неприятный разговор с начальством, ходил по кабинету из угла в угол. Чувствуя свою правоту, кипел от возмущения, сопровождая гневную тираду нецензурными выражениями, среди которых чаще всего фигурировали известные трехбуквенные словообразования. На что я реагирую спокойно и рассудительно: «Иваныч, что ты на этом слове зациклился? В русском языке есть немало прекрасных слов состоящих из трех букв: чай, мир, май… Иваныч, успокойся, попей чайку». Иваныч рассмеялся, расслабился, выпустив накопившийся пар.

Тот же Иваныч угрюмо сидит за своим столом, заваленным документами, только что полученными от начальника и которые надо было сделать еще вчера. Вот-вот чертыхаться начнет. И тут я, чтобы разрядить тягостную обстановку, пытаюсь отвлечь товарища от гнета нехороших слов в адрес начальства: «Иваныч,  ты слышал, что Жерар Депардье снялся в новом российском фильме «Распутин»? «Ну, слышал…» «Так вот, сейчас  с ним ведутся переговоры о съемках второго фильма, являющегося продолжением первого, под названием: «Два Путин»… Иваныч улыбнулся. На душе полегчало.

ЖЕНИХ

 Приехал в один поволжский городок жених. Военный. Серьезный. В дальнем северном гарнизоне, вернее в близлежащем поселке, местная продавщица его с племянницей познакомила, которая к ней в гости приехала. Девушка симпатичная. Между молодыми людьми чувство образовалось. Военный девушку в офицерское общежитие пригласил, комнатенку свою холостяцкую показать… С ответным визитом долго не тянул. Спустя полгода как подружка домой укатила – воодушевленная, отдохнувшая, он перед ее очами заявился. Была середина лета. Волга манила горожан прохладными берегами. Шумели тенистые парковые аллеи. Девушка его ждала очень-преочень. Привечала как родного. Щебетала с ласковой доверчивой улыбкой о маме, о домашней кошке, о жареных баклажанах, о своей девичьей любви к артисту Герасимову, обо всем, что казалось ей важно, просто необходимо знать отпускнику-офицеру в эти счастливые летние дни. Разносолами потчевала. И родители жениха ждали. Ждали… предложения. Дочь-то в девках засиделась. А военный все больше на красоты местные любовался: набережную, парки, архитектуру. С утра до вечера девушка суженого по городу выгуливала. Заводила, будто случайно, к знакомым, показывала свою бухгалтерскую контору. Знакомила с подругами, сослуживцами. В укромном скверике, присаживаясь на скамью, тесно к жениху прижималась, выжидательно заглядывала в глаза. А военному было жарко, неудобно, утомительно в столь чудный солнечный день говорить лишние нежные гражданские слова. Он снова, взяв ее под руку, бодро маршировал по улицам незнакомого города и пел солдатские песни. Он был весел, беспечен, от его гарнизонной серьезности не осталось и следа… Однажды девушка не выдержала и сорвалась, одернула руку, наговорила военному кучу неприятных слов, размазывая слезы по щекам. Потом, конечно, долго извинялась, просила его не обращать внимания на ее плохое настроение. Обещала ничем его не попрекать, не торопить драгоценное время ежедневных городских прогулок. А жених будто окаменел, посерьезнел и через неделю уехал. Уехал навсегда. Так и не узнав, почему тихая поволжская девушка не любит солдатских песен…

ГОЛОС

 Что говорить, конечно, мне лестно, что сын пишет стихи, публикуется в журналах и сборниках, получает литературные премии. Отрадно и то, что он не оставляет этот умозатратный, душедробительный, неблагодарный труд и продолжает писать, получая весомые оплеухи от маститых поэтов: «С чужого голоса поет»…

Меня тоже били и трепали за вихры местные поэтические знаменитости: «Можешь не писать – не пиши», «Служи пожарником, воспитывай сына, в конце концов, займись чем-нибудь полезным, а в поэзию не суйся…», «Говорят, ты книгу за свой счет выпустил? Поистине, прав был гений – «…бездарности прорвутся сами»». После таких слов хотелось по-страусиному зарыться с головой в песок, но я зарывался в книгах и читал, читал. Моими учителями были Бунин, Есенин, Заболоцкий, Чухонцев, Горбовский, Красников, Рубцов, Шкляревский, Бродский. Нередко прочитанная строчка, прочувствованная мысль любимых поэтов подталкивали меня к осмыслению своих образов и чаяний, распаляли воображение, оттачивали мой поэтический карандаш до понимания сути музыкальности, художественности и преемственности поэтического мастерства, о чем думали, на что надеялись мои учителя: «И новый Дант прильнет к листу и на пустое место вставит слово».

Сын зачитал до дыр взятые у меня книги: «Избранное» Николая Гумилева, «Стихи» Саши Черного, «Цветы зла» Бодлера. Взял из отцовского архива и не отдает, несмотря на настоятельные просьбы, тонкие зеленые тетрадки, испещренные каракулями моих первых ученических стишков. Что может выудить сын из дурных, глагольных, подражательных опусов? Тешит ретивое? Или щадит? Наверняка щадит, чтобы я не замечал огромной разницы между моими ТЕМИ и его НЫНЕШНИМИ стихотворениями, с которыми я все же не всегда согласен… И пусть не молчат, пусть скажут отцы-борзописцы свое нравоучительное «фи» молодому поэту: «С чужого голоса поет», и тем самым польстят его творческому эго, доказывая правильность выбранного пути.

ЮБИЛЕЙ

В свой день рождения 45-летняя юбилярша заказала на «Русском радио» разбитную песню Верки Сердючки «Все будет хорошо». В назначенное эфирное время гости отложили вилки и приготовились поддержать счастливую «ягодку» заводным танцем. После дежурных, а-ля жизнерадостных фраз диджей объявил: «А сейчас для наших юбиляров (далее прозвучал длинный список именинников от 45 лет и выше) прозвучит русская народная песня: «Ничто в полюшке не колышется»…

ОБРАТНАЯ СТОРОНА

 Со временем под спудом лет, когда на красочной карте жизни почти не осталось белых житейских пятен, приходит понимание истинных, далеко не лицеприятных перевертышей многих вещей и явлений: общественного обустройства, государственной политики, жизненных устремлений и – ранее, из детства – обратной стороны крышки бабушкиного сундука, солдатской медали…

В конце 60-х еще на старой бабушкиной квартире – двухэтажном бараке с длинными коридорами – я, шустрый любознательный дошколенок, разглядывал цветные картинки, вырезанные из старых советских журналов и приклеенные с обратной стороны крышки старого сундука. Центральное красное место между репродукциями «Охотники на привале» и «Утро в сосновом лесу» занимал портрет важного усатого человека в форменной фуражке: «Бабушка, а кто этот дяденька? Военный?». Баба Аня заглянула под крышку сундука, охнула и обратилась к сидящему за столом отцу: «Едик, глянь-ка, до чего народ довели – Сталина в лицо не знают! Чему только вас в садике учут…» «Да ты что, мама? – усмехнулся отец. – После развенчания культа личности имя Сталина во всех газетах и учебниках вымарано, по радио – гимны и песни с другими словами переделанными передают. Откуда ребятенку о нем слышать?» «Так пусть хоть от нас услышит! – бабушка повернула меня лицом к портрету усатого человека, – это, внучок, Иосиф Виссарионович Сталин, он войну с немцем выиграл! Страной в трудные годы руководил. Всякое было – и  плохое, и хорошее. Ничего забывать нельзя! А уж тем более Сталина. Этой личности никакое развенчание не указ!»

На следующий год летом я снова услышал имя Сталина, играя со товарищами у стены общественного сарая во дворе бабушкиного дома.  Играли мы в «денежку». Дворовые пострелята семи-восьми лет, взвихряя серую пыль, смешанную со свежими опилками, лихо бросали мелкие медные монетки о стену сарая. Ударившись ребром о темные доски, монета ложилась в пыль рядом с другой медной мелочью и, если ты сможешь дотянуться от своей монетки до другой на ширину ладони, вытянув большой и средний палец, получай выигрыш – две копейки, а то и пятак!

Пашка, сосед бабы Ани по барачному коридору, поставил на кон медаль. Медаль была без ушка и уже поцарапанная в играх-баталиях все у той же облупленной монетами стены, но это была настоящая военная медаль! На одной стороне ее были буквы, на другой — изображение советского солдата с автоматом в тулупе и зимней шапке. «У деда моего этого добра полная коробка, – похвастался Пашка. – Медаль как рубль. А на рубль знаешь, сколько всего купить можно? Пять порций мороженого! Ни у кого рубля нет? Ладно, играем за пятак». Мне очень хотелось выиграть медаль, я не пожалел за нее свой последний заветный пятачок. Но Пашка будто заколдовал  свой «вечный рубль». Вся дворовая «казна» оказалась в его кармане.

Возвращаясь не солоно хлебавши домой, я проходил мимо Пашкиной квартиры, и что-то подтолкнуло меня заглянуть за полуоткрытую дверь. Дед Николай лежал на старом вальковом диванчике с развернутой газетой и поднял голову, услышав скрип входной двери: «Тебе чего, парень?» «Деда Коля, а можно мне ваши медали посмотреть? – спросил я робко. – Мне Пашка сказал, у вас их много-премного». «Медали? Это можно, – дедушка скинул ноги с дивана и достал с этажерки жестяную коробку. – Да, поди, тут ничего и не осталось. Все Пашка перетаскал. Одни значки внутри громыхают». Дед открыл коробку, встрянул ее таинственное содержимое. «Ан нет, есть одна, – дедушка вынул из звонкой жестянки медаль, – вот «За Победу над Германией». Тяжела была она – эта победа… До этой медали Паша еще не добрался. Смотри, кто тут есть». Дед показал мне блеснувшую в предвечерних сумерках медаль. «Дедушка, да это же Сталин», – произнес я изумленно. «Правильно, Сталин. Я вот его сейчас на парадный пиджак повешу. Да шкаф на ключ закрою. Пущай еще повисит… Дальше видно будет. А ты знаешь, внучок, что на оборотной стороне написано? Да ты, видать, читать не кумекаешь еще. А написано на ней «Наше дело правое, мы победим!» Запомни эти слова. Уж очень они верные, вернее не скажешь. За этими словами – история народа. И Сталин в этой истории – величина о-го-го! – куда там Хрущеву… А Пашке про медаль не говори. Хватит, наигрался. Так и совесть на кон поставить можно. Вроде она не рубль, на нее ничего не купишь. А продашь совесть, человеком быть перестанешь. Ну, ступай, ступай. Бабуля тебя дома уже заждалась».

О ПОЛЬЗЕ РЕФОРМ

 О реформах силовых ведомств. Полгода назад министр МВД выдал распоряжение о замене блатных номеров на служебных автомобилях на обыкновенные, выдаваемые организациям в порядке очереди. Теперь с номерами 111, 000, к 222 ух ездят другие родственные по значимости и предназначению машины: мусоровозы и цементовозы.

КОГДА ДЕРЕВЬЯ СТАЛИ БОЛЬШИМИ

В детстве все казалось огромным. Маленький дворик. Узкая улочка. Яблоня за забором детского сада. Крутой спуск к порожистой обмелевшей речке. А сама река казалась океаном, увлекающим к неоткрытым островам пущенные по воде бумажные корабли. Двадцатилетние мама и папа представлялись большими, многоопытными, взрослыми людьми.  Бабушки и дедушки – такими пожилыми, добрыми и мудрыми, что отказываешься верить сейчас сохранившимся семейным фотографиям, на которых им не было и пятидесяти… Наверняка такими же высокими и надежными, как пятиэтажный дом и могучая раскидистая береза за окном, любимыми-прелюбимыми бабушками и дедушками видят нас подрастающие внуки. Не наглядеться в эти искрящиеся, смеющиеся, сияющие во все небо ребячьи глаза! В эту счастливую пору отраженная в них река, кажется океаном: дом – горой, береза – неохватной, папа – великаном, а жизнь – огромной.

Посещая городское кладбище, подходя к могилкам родных людей, бабушек и дедушек, мы невольно ощущаем себя малышами. И вновь, как в повторяющемся детском сне, робко озираясь, мы боимся заблудиться на незнакомых улицах, среди гигантских домов и скверов, проходя… мимо крестов и памятников, сквозь заросшие кладбищенские участки. Провинившимися, маленькими, любящими детьми мы подходим к их увитым искусственными цветами могилкам. И не кажется, а видится на самом деле, что за тихими могильными оградками деревья стали большими…

КОНТАКТ

Карелия по праву является туристической меккой для многих россиян. Порой и иностранные граждане не брезгуют нашим некомфортным сервисом ради общения с первозданной природой. Даже если на такой огромной лесной и озерной территории до цивилизации нужно добираться несколько часов, а то и дней.

Заказав туристическую базу в Медвежьегорском районе, войдя в компьютерную программу «Я турист» и получив СМС-уведомление об успешной регистрации на маршрут «Окунуться в мир путешествий», группа московских велосипедистов, одетая сплошь в черную эластичную облегающую форму, окунулась-таки в таинственную карельскую тайгу. Как говорится, вперед с песней. Вернее, с верным навигатором. Правда, за сотню километров от базы, на обратном пути после посещения местной достопримечательности – заброшенной деревеньки с сохранившимися избами и деревянной часовенкой – велотуристы в лесу заплутали. Навигаторы сквозь тучи свинцовые к спутнику не пробиваются. Стрелка компасная ходуном ходит,  «розу ветров» магнитной аномалией обдувает. Будто леший тропинки лентами замуравленными путает. А то еще какая-нибудь сверхъестественная ненормальность. Недаром в Карелии то метеорит упадет, то тарелка летающая над озером лучом шарахнет. А в августе на белые ночи надежды никакой, темнеет быстро. Тут запросто с валуном замшелым или деревом заваленным в контакт вступить можно. Включили ребята фонарики на шлемах. Выехали на дремучую лесовозную дорогу… Вдруг впереди движение какое-то – дедушка с корзиной из лесу вышел. Видит дед огоньки круглые да высокие к нему в темноте приближаются. А шагов не слышно. Только шорох и шипение странное тишину таежную нарушают.

Подъехали москвичи к остолбеневшему грибнику и спрашивают: «Куда это мы заехали? Где мы находимся?» Тут разом разверзлись непроницаемые тучи, заморгала, заверещала навигационная электроника, выпорхнул из-за верхушки ели прожектор луны. Дед такую навороченную технику отродясь не видывал, а тут еще в довершение всего пережитого над лесом заскрежетал бесстрастный механический  женский голос: «Связь со спутником установлена». Мужичок стянул с головы замусоленную кепчонку и со словами: «Это планета Земля!» – отвесил путешественникам низкий земной поклон. Торжественно. Соответственно моменту. Не каждый день с инопланетянами в контакт вступать приходится.

Объясняться было некогда. «Пришельцы» жутко торопились на туристическую базу, где их давно ждали ужин и протопленная баня. Пути – судя по навигатору – еще добрых двадцать пять километров… Огоньки скрылись за поворотом, получив вдогон дедово крестное благословение.

ЛЮБОВЬ К ЖИЗНИ

 Не складывается разговор с тобой, любимым единственным сыном… Пытаясь доказать «железную» отцовскую правоту, перехожу к банальным нравоучениям. Хотел написать и послать тебе по электронной почте письмо. Несколько раз подходил к домашнему компьютеру – и откладывал задуманное. Все мои аргументы – в пользу продолжения твоей учебы в университете – неминуемо разобьются о стену бесчувственного нежелания их понимать. Я не могу тебе всего объяснить, сынок. Многого не пойму, что для тебя кажется очевидным… Видимо, что-то я упустил из виду во время наших коротких встреч в наползающем 21 веке, в пору твоего отроческого мужания, когда ты наверняка хотел поделиться со мной чем-то сокровенным, когда еще можно было предупредить болезненные рефлексии – взлелеянного разочарования жизнью. Я не ухватился за эту невидимую невесомую ниточку любви, но, надеюсь, и не оборвал ее навсегда… Как поэт, а поэты чаще всего пребывают в грустных, чем в радостных, «неписучих»,  настроениях,  я не могу заразить тебя своим жизненным «оптимизмом» и уверенностью в «завтрашнем» дне, излечить от депрессии, развеять меланхолическую мглу. Трудно докричаться до человека, не желающего тебя слышать. Трудно учиться, заставляя себя получать знания, которые могут тебе не пригодиться. Трудно делать то, что тебе не по душе. Трудно будет всегда. Но послушай, что написал когда-то хороший советский писатель Юрий Трифонов: «Можно болеть, можно всю жизнь делать работу не по душе, но нужно ощущать себя человеком. Для этого необходимо единственное – атмосфера простой человечности. Простой, как арифметика. Никто не может выработать это ощущение сам, автономно, оно возникает от других…»

Атмосфера человечности… Она была особенно ощутима в советское время, как бы пафосно и утопично это ни звучало. Пример «утопичной и пафосной» реальности – перед твоими глазами. Положив всю жизнь на защиту Родины, я получил от государства только 30-метровую квартирку, да и то в наследство от бабушки – ветерана Великой Отечественной войны. И места не было обиде. В советское время собственное «я» ставилось в дальнюю очередь, после блага народа… Да, ты не думаешь «о себе» (судя по твоим «революционным» антивузовским настроениям, неприятии «государевой» службы и свободным нигилистическим взглядам), но ты не думаешь и о других. О родителях. О бабушке. Об учителях. О читателях. О нас, для которых твоя будущность – продолжение единственной, земной и, несмотря ни на что, любимой жизни – и есть смысл бытия… Задумайся об этом, сынок. Ибо доброе человеческое отношение к тебе окружающих людей зависит от тебя, от твоей веры, от твоей любви, от взращенной в себе человечности…

Я хотел бы закончить свое послание словами молитвы св. Иоанна Кронштадтского: «О помоги, Господи, моему неверию! Буди со мною и никогда не отлучайся от меня, чтобы я совсем не впал в лютое уныние и чтобы не поело меня отчаянье, как огонь поедает вещи. Кто уверен в себе, тот по жердочке пройдет, а кто сомневается в себе, тот и по доске не пройдет»…

Вот что я думаю, как я понимаю это словосочетание – любовь к жизни. И еще, последнее, – я уверен в себе. И в тебе – что у тебя еще будет достаточно времени и сил на исправление собственных ошибок. Уверен в том, что лучше всех о любви скажешь ты, мой любимый сын.

2014-2015