Живи и люби!

Пребывая в хронофобии по Сергееву

И сквозь пальцы ловя осыпающиеся пеплом дни,

Я разбавляю ужас не водкой,

не придуманной Менделеевым,

А скорее этанолом алхимика Ар-Рази.

И теряясь меж страхов о том,

«что было бы, если б не было»

И «что будет если вовремя не успеть»,

Я даже в удобном скотском угаре,

когда мирозданье ведомо,

Не вижу выхода, кроме хлестать

эту долбаную самогонную медь.

И не то, чтобы было все отлично,

хорошо или удовлетворительно,

На этом экзамене мне бы и пересдача, в общем, сошла.

Но, увы, я не знаю парадигмы

ни одного существительного,

В отличие от тех, кто думает о ком-то нужном,

предложного падежа.

Но, на самом деле, я больше боюсь не этого:

Не возможности не успеть,

обретая суперспособность пить,

Не возможность видеть цвета

от красного до фиолетового,

Сколько потерять необходимую,

как слово, возможность любить.

 

***

Всем хочется просто немного спасения,

Немного пилюль от синдрома банальности.

Похмельный Иисус совершил вознесение

Не за грехи, а спасаясь от реальности.

 

Накачан спидами, в своей позе лотосом,

Молчит Гаутама, Морфей гладит бороду,

А подле его Аполлон своим логосом

Травил анекдоты на пьяную голову.

 

Святые на ложках огнем прометеевым

Топили как варево божию манну.

Шаман под грибами с настоем репеевым

бежит, как безумный, в астрал и нирвану.

 

Пророки в Вальхалле дешевыми тарами

Стигматы и души врачуют, и в лесенку

играют Мухаммед и Кришна, гитарами

бренчит им Хатхор, не закончивши гнесинку.

 

Гаруда предплечье жгутом жмет неистово,

чтоб вены лучами тянулись под кожею,

И света от солнца инъекция чистого

По кругу проходит в материю божию.

 

И каждый день праздник — Христа воскресение!

И молятся боги богам, и им каются!

Им тоже не чуждо желанье спасения,

Они, как и все, в нем безмерно нуждаются.

 

 

Ласточка «Петербург — Петрозаводск»

Там,

Иронично шутя,

Собираются лучшие

И ложатся в брусчатку, как в склеп;

 

Там,

Головою вертя,

Пьет собака из лужи, и

Тесно вяжется в каменный креп.

 

Там

остается одно:

С истеричною позою

Процарапать слова на окне,

 

Что,

опустившись на дно,

Обращаются прозою,

Оставляя круги на воде.

 

Тут

Иссушают меня,

Выжимают без пользы и

Грудью давят в крепления стен,

 

Я,

чтобы циклы спустя,

Раскрошив камни розами,

Прорастал выше ржавых антенн.

 

Тут

Провода не гудят,

Словно мухи, и розовым

Не проносятся игры детей.

 

Глаз,

Сотни глаз проследят

грозно. Чтобы без слезно — вынь

свои чувства и верь в yesterday.

 

Живи и люби!

Замена присутствия в мире отсутствием:

Равносильный обмен, дар человеку от Бога,

Обреченного скитаться с одним лишь напутствием,

Лишь парой слов, ни мало, ни много,

 

В кармане с дырой: «Живи и люби!»

Разве так сложно? Разве так просто?

 

Живи и люби, и дай жить другому?

Живи и люби, дай другому любить,

Когда человек лезет вновь на треногу

И затягивает в петлю наставление жить?

 

Почему разделяет и властвует без раздела?

Не говорит: «Вот моё сердце! Моё возьмите!» —

А лишь жалеет, плачет, истерит без предела,

Когда от слабого сердца умирает Спаситель-

Младенец.

 

Где человека любовь к человеку?

Раскинуты руки на простыне белые.

 

Лежит. Не дышит. Взывая глазами: «Воздуха!» —

К человеку презревшему и второе напутствие.

Живи и люби! Что сказано — воздано,

Заменяя присутствие жизни на жизни отсутствие.

 

* * *

 

«Я вырос на берегу

Холодного озера в форме рака…» —

Написал из станицы сбежавший поэт,

И играют за это тапёры

сердечными лайками вальс, а потом лепестками мака

Усеивают ему шаги,

И лапают нежные струны

Души любители нюхать парфюмы

И запахи бензобака.

 

Я тоже из этого места,

Я пахну болотистой синью

И дышу не хуже всех тех остальных,

И походка моя легка.

Здесь воздух зеленый от хвой, он сдобрен дождливою пылью

Не хуже, чем в городе, где творил Блок,

И черная стынет река.

 

Ведь дело не в смене локаций,

Не в новой координате,

Херовом компасе, испорченной карте,

Ошибке проводника.

Когда ты стартуешь на финише,

финиш — окажется где-то на старте.

А мы погружаемся глубже и глубже,

Ко дну не имеющей запаха лужи

Под подошвою башмака;

 

И, надо сказать, не за то,

Что где-то допущена была ошибка:

Хоть свет, хоть не свет, все же камень сточит

Непременно безумной волной.

Играет кадрили тапёр, играет истомная скрипка.

От места до места, всегда и везде

Мы носим себя с собой.

 

Новости!

Читаю свежие новости:

в кого-то палили опять и убили.

Опять упал самолет,

и к посольству несут сожалений цветы.

Опять на Украине

населенные пункты по сводкам бомбили.

У поэтов в стихах по-прежнему:

Всё стреляют из темноты.

 

В новостной сообщается ленте,

что двухсотников скоро схоронят в Казани.

Фотографии спутников скажут,

как российские танки в Луганск и Донбасс

Пребывают. И как арестован

был Навальный. А как хорошо в Дагестане!

И о том, как Владимир Путин

покоряет античный Парнас.

 

Снова ищут опять виноватых,

Игнорируя полностью тех, кто виновен,

среди тех, кто вину ощущает, но не знает

пред кем и за что виноват.

Журналиста казнили в Иране,

МИД по этому поводу был многословен.

Патриарше выступил с речью,

Объяснил как всем жить, чтоб не кинуться в Ад.

 

В Государственной думе от скуки

и избытка морали вновь примут законы:

Запретят умирать малолетним.

Перепосты Коэльо любовных цитат.

Сообщенье торговли: на Мойке

Продаются дешевые в лавке иконы…

Мне уже все равно. Удаляю свой профиль,

Чтобы вновь новостей не читать.

 

Оборона прорвана!

Оборона прорвана! Ворота разбиты!

Авангард раздавили! Арьергард дезертировал!

Где лорды-рыцари с их сателлитами?

Прячутся, ждут, чтоб их кто-то кремировал

В публичных домах, в двухэтажных юртах;

За секунды до изверженья Везувия,

Под моральным законом истязая хомуты

О безумное рубище благоразумия!

 

Конфликт человека с житейским морем:

Сделать шаг за пределы людского космоса,

Сделать шаг за пределы, выйти из строя!

Звезды с погон — на плацдарм и из конуса!

И вот на расстрел маршируют мальчики,

Стрелять из игрушечных в сердце винтовок,

Нажимать на курочки детскими пальчиками,

Затягивать пеньковые петли веревок!

 

Корчатся помыслы добрые, вечные,

Под игом сгибаются и вечными вехами.

Кто-то остался без пульса — конечная.

Что-то осталось потерянным летом, и

Одиноко бредет по центральной улице

Единственной, города уездного, тесного;

Собирая в патронник из пластика пулицы,

Во избавленье себя от пресного,

Во избавленье себя от прекрасного,

Во избавленье от общепринятой нормы:

 

Вдыхать хлороформ истерической веры,

Падать, вставать и стоять на месте,

Наблюдая за ростом досужего блага.

Все как в сказочке, честь по чести:

Вот happy end, вот романтики влага.

Король — отец всем дитям в королевстве,

Принц — сволочной, а принцесса — шлюха.

Светлое будущее, золотое детство!

Постоянное стремление к свободному духу.

 

Всеобщее будущее! Всеобщее детство!

Душа задохнулась по собственной воле.

Всеобщее счастье! Всеобщее благо!

Теперь все нормально, теперь все в покое.

Оборона прорвана. Счастье и благо.

 

* * *

Быть богатым не газом и черной

из земной пробитой аорты вытекающей,

не количеством ребер четным

хребтов на Урале, и чуть ниже,

големов рождающей

из ресурсного камня

утробой.

 

Быть богатым не видной особой

надувной –

политик с улыбкой маньяка

из пиджака, представительных туфель;

или

тем, что гидру солярного знака

на бело-красном штандарте

убили.

 

Быть богатым ни словом единым,

ни доктриной, ни правдой, ни строем,

ни идеей,

идущих конвоем

с бердышами с обоих краев,

как за каторжным следуют стражи.

 

Быть богатым не куплей-продажей,

не монетой,

не связью с элитой,

не поклонников трепетной свитой,

Не уменьем подрыва мостов,

не уменьем

сжигать до остов.

Даже не

 

Бабилонскою лестницей в небо.

Не количеством жаркого хлеба.

Быть богатым не доминантой

на мессианский расклад.

Быть богатым не сателлитами,

Не успешными картами крытыми.

 

Быть богатым – любовью, и только…

Пациент умирает! Разряд!