Душа Хонды

Витя, громко чавкая, съел бутерброд с обветренным сыром, вытер руки влажной салфеткой и тихонько заплакал. Так плачут взрослые люди, когда у них умирает какое-то близкое домашнее животное. Кот, собака, коза или корова. Слезы не прятал. Одной рукой держался за руль, в другой сжимал пластиковый стаканчик с остывшим чаем.

– Она же родная для меня, как женщина, которая всегда была рядом. Терпела меня, любила и все прощала, – он смотрел сквозь пыльное лобовое стекло, куда-то вперед на потемневшие листы железа, которыми была оббита будка. В маленьком окне суетливо мелькала фигура Анатолия. Он нарезал хлеб, копченую колбасу и сыр. Ему жутко нравилось философствовать между мелкими кражами и бесконечными ремонтами автомобилей. Сесть во дворе на дно перевернутого ведра и поразмышлять о том, что у машины есть душа. Она ведь абсолютно все понимает, только что не разговаривает. Ломается, когда ей что-то не нравится в поведении хозяина. Капризничает. И дело здесь вовсе не в своевременной профилактике, а именно во взаимоотношениях человека и машины.

Виктор прощался со своей Хондой. Было тоскливо, радость от приобретения новой машины, конечно, присутствовала, но ему и в голову не приходило, что расставание будет таким тяжким. Скоро приедет новый хозяин и увезет ее в другой район Москвы. Навсегда. Толя принес бутерброды, аккуратно уложенные на куске фанеры покрытой чистой тряпицей, и фарфоровый заварной чайник с синими фигурками китайцев облаченных в средневековых нарядах.

– У нее есть душа. Она живая.

– Еще бы! – охотно согласился Толя, потому как сам был заядлым автомобилистом. Мог собрать из полной развалюхи вполне приличное средство передвижения.

– Зато теперь у тебя серебристый универсал. Японский, – я попытался поддержать Витю, не понимая, с чего это он раздул из обычной продажи своей древней Хонды Цивик церемонию прощания. Осталось только поставить диск с тоскливой классикой и полностью погрузиться в темные глубины холодного отчаяния.

– Хотите я покажу вам, какой аккумулятор мне удалось утром спереть? И не только аккумулятор, а еще и две нулевые покрышки с домкратом, – Толя любил публично красоваться своим мелким воровством. Увлеченно рассказывать, как ему удалось где-то что-то незаметно прихватить.

– У Федорчука закрылась ремонтная мастерская. Я заглянул посмотреть. Благо тут рядом. Захожу в цех, вижу, что у стеночки красуется новехонький аккумулятор. И подает сигналы, мол, заберите меня отсюда, Анатолий, в добрые руки. Я человек приличный, поэтому прежде чем что-то присвоить, советуюсь с совестью. Но руки у меня уже зачесались, прямо как у тещи. У нее аллергия какая-то жуткая. Дерет руки так, что спать невозможно, хоть связывай ее.

– Ты что, с тещей спишь? – Витя неожиданно отвлекся от тяжких раздумий.

– Мы с женой у нее ночевали, когда полы красили у себя в квартире. Видел бы ты мою тещу, да и вообще, я же не придурок какой-то. Мне только не хватал родственных сексуальных связей. Я что, с дуба рухнул?

За Хондой приехал мужчина небольшого роста в сером плаще и шляпе с широкими полями. Он протиснулся в щель между створками ворот и быстрым шагом направился в нашу сторону. Витя нехотя вылез из машины. Провел по крыше рукой.

– О, смотрите-ка, шпион пожаловал, – Толя не мог удержаться от комментария.

Когда шпион подошел ближе, Витя натянул улыбку и пожал ему руку. Толя зачем-то сказал, что сегодня, возможно, будет дождь, и предложил покупателю чая, указав на чайник и с китайцами. Тот отказался, сославшись на то, что перед выходом из дома выпил несколько бокалов, погладил себя по пузу и добавил, что еще по дороге купил банку охлажденного «Спрайта». Все это он проговорил, не отводя глаз от чайника. Потом извинился и поинтересовался, не продается ли он. Оказалось, что его страстно интересует китайская культура.

– Мне хоть и по барабану китайская культура, но чайник мне дорог по другим причинам, – сказал Толя.

– Можно узнать, по каким? – шпион подтолкнул указательным пальцем сползшие очки.

Толя не стал рассказывать ему о том, каких трудов ему стоило незаметно вынести этот самый чайник из китайского ресторана. Уж очень там были бдительные официанты.

– Это очень личная история, которая все еще бередит мое сердце, поэтому я предпочту воздержаться от ностальгических излияний и откровений.

Мужчина передал Виктору деревянную коробку от сигар с деньгами, сел в машину и уехал. Витя снял на свой айфон, как машина исчезла за воротами. Его глаза вновь заблестели.

– Хоть бы посигналил, что ли, – Толя нервно сплюнул.

– Зачем? – спросил я.

– Вообще-то так принято у нормальных автомобилистов, мол, все нормально, ребята, я поехал, спасибо, желаю вам удачи. Мы же ему не посторонние люди. Еще к чайнику привязался. Коллекционер хренов. Витя, я уж не стал говорить, что ты собрался жениться на китаянке, подумал, что он тебе тогда вообще весь мозг выест своими вопросами. Не понимаю тебя. Далась тебе эта китаянка, тебе что, своих девок мало? В общем, осуждаю я твой выбор.

Значит, иметь японскую машину – это хорошо и достойно, а жить с китаянкой плохо? – Витя просматривал прощальное видео на дисплее айфона.

– Ты уж не сравнивай несовместимые вещи. Машину и человека в один ряд не поставишь.

– Ты же сам соглашался с тем, что у машины есть душа, а теперь, значит, не сравнивай. Какая вообще разница, кто с кем живет, главное, чтобы гармония была. Разве нет?

– Все верно. Я от своих слов не отказываюсь. И гармония нужна, и душа в обязательном порядке есть у машины. Но ты пойми, что у них другая культура. Они же червяков и жуков едят. Вот я белорус, а жена у меня украинка. Мы никогда не едим всякую пакость. Мясо, рыба, картошка и хлеб. Мы же все свои. Бывший Союз.

– Чего же вы тогда лаетесь с женой как дворняги? Торчишь в этом гараже безвылазно, крутишь гайки вместо того, чтобы наслаждаться идиллией совместного проживания участников бывшего союза. Джиао не ест червяков, чтобы ты знал.

– Ладно, не будем, – Толя безнадежно махнул рукой, взял чайник и пошел к себе в будку. Тонко скрипнула входная дверь. – Без обид. Увидимся, – крикнул он и скрылся в недрах своего жилого пространства.

Ближе к ночи он мне позвонил и сказал грустным голосом, что само имя Джиао уже какое-то непонятное. Толи дело Люся, Галя, Надежда, а тут какое-то адажио-мажио. Чтобы там Витька не думал себе, скажу точно, что он кардинально не прав. Потому как находится в красивом, но придуманном мирке. Многое он поймет, когда его китайская подружка со своими родственниками переедет к нему, а самого Макса они отправят в Пхеньян взращивать рис. Я поправил Толю, что Пхеньян это столица Северной Кореи, а в Китае Пекин, но он как будто пропустил мимо ушей мое замечание.

От телевизора я избавился. Поставил его возле мусорного бака, где он не простоял и пяти минут, тут же был прихвачен двумя молодыми парнями, которые резво потащили его в сторону университетской общаги, находящейся на противоположной стороне дороги. В какой-то момент я понял, что необходимость в говорящем ящике полностью отпала, и расстался с ним, не испытывая даже малейшего сомнения. Я вышел на балкон. Москва уже клевала носом. Во дворе тявкала собака. Уличный фонарь отсвечивал в ее глазах зловещим зеленым светом. Из соседнего окна доносился бойкий голос диктора вечерних новостей, который сообщил, что несколько часов назад водитель Хонды Цивик столкнулся с бензовозом на МКАДе.