Рускеала

Эти слова приписывают русской императрице Екатерине II. Произносила ли она их на самом деле — точно неизвестно. Но факт: едва взойдя на престол, правительница создала комиссию для устройства Санкт-Петербурга и Москвы.

По всей империи стали снаряжать экспедиции: искали месторождения камня, пригодного для украшения столиц. Особое внимание уделили Выборгской губернии как самой близкой к Петербургу.

В середине 1760-х мрамор нашли в окрестностях Сердоболя (нынешней Сортавалы), в деревушке под названием Рускеала. Так началась большая промышленная история маленького поселения.

Добыча

Мрамор в Рускеале на самом деле добывали еще в XVII веке, когда эта территория была под шведами. Те, очевидно, делали из местного камня известь. А после Северной войны граница между Россией и Швецией изменилась — месторождение отошло к русским.

О шведских мраморных ломках не вспоминали, пока в 1755 году в Сердоболь не приехал лютеранский пастор Самуил Алопеус. Городок на Ладоге в то время выглядел печально: маленький, сплошь деревянный, с почти заглохшей торговлей. Алопеус взялся его поднимать: поспособствовал открытию школы, навел порядок в приходских документах.

Еще пастор страстно увлекался минералогией: ездил по округе (в том числе в Рускеалу, которая была частью прихода) и собирал сведения о запасах камня. Алопеус мечтал, что рускеальский мрамор когда-нибудь пригодится для дела. И вот сбылось: его стараниями о месторождении узнали власти, и в 1766 году там началась опытная добыча.

В Рускеалу потянулись специалисты: каменотесы и резчики по мрамору из Екатеринбурга, итальянские и русские мастера по камню, столичные архитекторы. Всего за несколько лет никому не известная деревушка преобразилась.

Камень добывали с помощью взрывчатки: в толще скалы ручным буром и молотом делали отверстия, закладывали порох и подрывали. Мраморный блок откалывался, его обрабатывали до нужной формы, на санях везли в поселок Хелюля, а оттуда — водой в Петербург.

В Рускеале добывали пять видов мрамора разных оттенков, от белого и светло-серого до темно-серого и почти черного. Екатерина II повелела использовать его на строительстве Исаакиевского собора архитектора Ринальди. Этот же камень потом украсил Мраморный дворец, Михайловский замок, Казанский собор, последний вариант Исаакия по проекту Монферрана и другие не менее знаменитые здания.

В начале XIX столетия рускеальский мрамор стали брать для производства извести. Рядом с карьером работали известковые заводы: сначала русский, потом финский.

В ХХ веке на месторождении, кроме карьеров, стали появляться штольни и шахты. Подземные тоннели раскинулись на несколько километров, шахты уходили на глубину до 40-50 метров. «Главный» карьер тем временем вырос в ширину до 100 метров, а в длину — почти до полукилометра.

Во время Великой Отечественной мраморные ломки бездействовали, а в штольнях устраивали бомбоубежища. После войны производство быстро восстановили, но «главный» карьер решили не трогать, и его быстро заполнила вода.

Поначалу на месторождении продолжали взрывать и бурить. Новые технологии пришли ближе к 1970-м: в Рускеалу привезли итальянские машины канатного пиления — так появился карьер, который сегодня называют Итальянским.

Мрамор в Рускеале добывали до конца прошлого столетия: еще в 1980-х им отделывали станции ленинградского и московского метро. А потом работы начали потихоньку сходить на нет, пока окончательно не прекратились в середине 1990-х.

Промышленная история закончилась. Началась туристическая.

Горный парк

Экскурсии на рускеальское месторождение устраивали еще в 60-х годах прошлого века — этим занималось Сортавальское бюро путешествий. Группы водили вплоть до начала 90-х. Но на карьере тогда не было ни ограждений, ни предупреждающих знаков, а требования к безопасности росли — пришлось маршрут закрыть.

Потом у властей Сортавалы родилась идея открыть на мраморных ломках горный парк. Проект написали краеведы Андрей Грибушин и Игорь Борисов, у которого уже были готовые тексты экскурсий. Оставалось всего ничего — найти инвестора.

И тогда Грибушин привез в Рускеалу сортавальского предпринимателя Александра Артемьева. Он был тогда уже опытным бизнесменом — владел рестораном, гостиницей, еще несколькими предприятиями.

— Я приехал на карьер и увидел большую свалку, заросшую деревьями, — рассказывает Александр. — И сказал: «Нет, это невозможно». Я просто не поверил, что здесь получится что-то стоящее сделать. Но Андрей меня смог убедить.

Бизнесмен взял территорию в аренду, поначалу на год. И стал с командой разбирать завалы: вывозить старые движки, бочки, ржавые КамАЗы, ЗИЛы. Через два года обустроил безопасный маршрут для туристов. А в 2005-м открыл полноправный туробъект со всеми лицензиями и разрешениями.

Парк быстро обрастал удобствами: тропинками, смотровыми площадками, прокатом лодок, подсветкой скал. Зимой на затопленный карьер съезжались дайверы. А в конце 2000-х в Рускеалу приехал спелеолог (исследователь пещер) из Санкт-Петербурга Антон Юшко, и парк начал расти вглубь.

Подземные маршруты разрабатывали члены Русского географического общества. Ученый-спелеолог Юрий Ляхницкий возглавлял научную работу, исследователь РГО Антон Юшко координировал экспедиции. Начали с обследования местности и топосъемки территории, потихоньку стали разбирать опасные «живые» завалы в штольнях.

— Я уговаривал коллег-спелеологов ехать сюда бесплатно, мотивировал их всячески, — рассказывает Антон Юшко. — Подземная Рускеала нас изначально поразила своей эстетикой, и параллельно с топосъемкой мы эту эстетику выявляли: привезли с собой несколько мобильных источников света с генератором и экспериментировали, создавая самые разные сезонные световые сценарии с водой и льдом. Потом они легли в основу современной стационарной подсветки.

На создание безопасного маршрута ушло семь лет и больше 57 миллионов рублей. Теперь по старым штольням водят экскурсии, а зимой на льду подземного озера устраивают фестивали ледяных скульптур.

В парке «Рускеала» постоянно появляется что-то новое. Из последнего: новая входная зона и подъездная дорога. Оперный фестиваль на месте мраморных ломок. Ретропоезд на паровозной тяге, который возит туристов от Сортавалы. А то ли еще будет.

Мрамор есть?

Рускеальское месторождение все еще значится в государственном балансе запасов, хотя добывать там камень уже не будут. Аналогичная картина и с другими знаменитыми карьерами — той же Белой Горой в Кондопожском районе.

— Обидно до слез: на мировом рынке камня используют любой мрамор, кроме карельского, — говорит кандидат технических наук, замдиректора Института геологии КарНЦ РАН Виталий Шеков. — Сегодня он неконкурентоспособен: у нас можно получать большие блоки, но пилить из них ничего нельзя. Они просто разваливаются — слишком много трещин.

Это результат взрывов, которые гремели на карьерах в прошлые столетия. Взрыв не только откалывал кусок мрамора, но и хорошенько встряхивал весь массив. Теперь из этих скал не вырубить даже куб с ребром метр на метр.

— Специалисты говорят, что камень любит взрыв, — рассуждает Виталий Шеков. — Но это в том случае, когда вы заряжается ровно столько взрывчатого вещества, сколько нужно (а не сколько влезет). Но даже при этом сегодня очень многие отходят от взрывчатки и используют распиловку с помощью алмазного каната. Даже на гранитах, чего раньше не было.

Вот и получается, что сегодня в Карелии мрамора нет. Во всяком случае, с точки зрения промышленной добычи.

Зато с превращением карьера в туробъект республика прямо-таки попала в тренд. Такой вид туризма сейчас развивается по всему миру. Причем Карелия находится в более выигрышном положении, чем, например, Финляндия: в этой стране нельзя делать подземные маршруты по штольням — разве что организаторы вырубят новые туннели рядом со старыми, промышленными.

— В 2012 году мы начали проект по развитию горно-геологического и индустриального туризма, который называется Mining Road, — говорит Виталий Шеков. — В рамках него мы обустраивали маршрут от Петрозаводска до финского Оутокумпу, включая туда информацию обо всех геологических и горных памятниках, о которых знали. Туда вошла и Рускеала.

Белая Гора

Горный парк под Сортавалой в Карелии самый известный. Но не единственный. Несколько лет назад что-то похожее начал создавать кондопожанин Илья Швецов — в деревне Белая Гора на берегу Гижозера.

Тамошний карьер — один из тринадцати, расположенных в районе деревни Тивдия. В нем когда-то добывали семь сортов мрамора (а всего в этой местности находили 23 сорта).

В музее геологии докембрия Института геологии КарНЦ РАН хранятся вот такие образцы мрамора, добытые в Кондопожском районе. Все разных оттенков.

Белогорское месторождение открыли даже раньше рускеальского — в 1757 году. Добычу запустил купец Мартьянов.

Камень расцветкой от бледно-розового до сиреневого тоже уезжал в Петербург: во дворцах и соборах его не меньше, чем рускеальского. Возле карьера работал завод, выпускавший разные изящные изделия из местного камня.

Одновременно с карьером на другом берегу озера появилась деревня. Ее назвали Белая Гора — по цвету верхнего слоя мрамора, который обнаружили, начав разработку. Деревня, в отличие от остальных в округе, была русской, а не карельской.

— Карелы не умели заготавливать и обрабатывать мрамор, — рассказывает Илья Швецов. — Поэтому сюда с Урала привезли мастеровых, которые знали, как все это делается. Они и построили деревню из чисто русских домов.

В последний раз крупную добычу в карьере вели в конце XIX века. Потом мрамор брали эпизодически, для ремонта существующих зданий. И то практически весь забраковали: в Белой Горе скалы тоже растрескались из-за взрывов.

Размах туробъекта в Кондопожском районе совсем не такой, как в Рускеале. Илья Швецов — не бизнесмен, а лесоруб, хоть и самый известный в Карелии: много раз побеждал на профессиональных соревнованиях. Сейчас Илья работает на себя и сносит аварийные деревья. А создание горного парка — дело для души.

Илья почти все делает буквально своими руками: с небольшой помощью расчистил территорию, поставил ограждения на смотровых площадках, построил деревянную лестницу, чтобы взбираться на 25-метровую скалу.

Туристов в Белой Горе немного: за год, может, человек 50 наберется. Но Илья Швецов продолжает работу. Он верит, что ему удастся сохранить промышленную историю родного края, а может быть, и снова прославить его — теперь уже для туристов. Ведь в Рускеале это сделать получилось, значит, и здесь сдаваться нельзя.