«Искорка» Павол Юраш

«Овощи» по-словацки — «фрукты», а «черствый» — «свежий». Разговаривать с Паволом Юрашем очень интересно. Помимо родного языка, он свободно говорит на нескольких языках Евросоюза. Мы беседуем на русском — акцент Павола открывает в привычных словах иные смыслы.

Сейчас Павол Юраш представляет себя как театрального художника. Не исключено, что в будущем он еще не раз поменяет профессию, как делал это прежде. Наблюдение за таким свободным человеком дает дополнительные бонусы в общении.

Поводом для знакомства с Паволом Юрашем стала премьера балета «Коппелия» в Музыкальном театре. Постановщик Кирилл Симонов полностью изменил сюжет классического балета, перенес действие в СССР, провел параллель с событиями в сказке Гофмана и историей нашей страны. Драматург Ольга Погодина-Кузьмина написала оригинальное либретто к балету, а художник из Словакии Павол Юраш придумал построить на сцене театра настоящий блочный хрущевский двор.

Балет «Коппелия» откроет новый театральный сезон Музыкального театра 29 сентября.

— Ваш балет называется «Коппелия», но история здесь совсем другая. Человек, который будет ожидать классического исполнения комического балета Делиба, может подумать, что это провокация!

— Нет, я не думаю, что это провокация, просто Кирилл Симонов взял для постановки другое либретто. Первоначально в основе балета была сказка германского автора Гофмана «Песочный человек» про черного человека, который делал страшные механические   куклы. Кирилл Алексеевич придумал перенести эту историю в ХХ век. Кому-то эта идея понравится, кому-то — нет. Зрители смогут почувствовать себя как в драматическом театре.

— Балет — это актуальное искусство?

— Мне нравится работать с Кириллом Алексеевичем, который думает как современный хореограф. Он не хочет надевать на балерин пачки и выстраивать на сцене старинные красивые декорации, как у Петипа и Всеволожского. Он ищет новый подход, включающий в себя и новое актерское искусство, и художественное оформление, и драматургию. В Петрозаводске это делать удобно: здесь маленькая сцена, небольшая труппа и активный театр, подходящий для того, чтобы актеры показывали сложную и интересную хореографию.

— Вы уже делали «Коппелию» в другом варианте с другим режиссером?

— Да, я работал с Василием Медведевым из Петербурга для театра в Панаме. Там очень красивое здание в стиле исторического итальянского театра, там танцевали Анна Павлова и Марго Фонтейн. В Панаме мы ставили классический спектакль.

—  Пролог в нашем балете «Коппелия» отсылает к 1937 году. Кто придумал эту идею?

— Идея Кирилла Алексеевича. Главный герой, Натанаэль, еще маленький. Однажды к ним в дом приходят чекисты, забирают отца и отправляют его в лагерь. Больше мальчик отца не увидит. Кирилл Алексеевич придумал образ черного человека в очках. В сказке — это кукольный мастер Коппелиус, который ассоциируется с Берией, для которого люди были как куклы. Музыка Лео Делиба яркая и счастливая, но в спектакле есть много мест, где становится страшно. Я начал рисовать эту историю, а Кирилл Симонов говорил мне, что ему нравится, а что нет, где-то добавлял цвета, а в другом месте убирал. Мы работали в тандеме.

— Вы строите на сцене двор с «хрущевками». Откуда вы знаете, что это?

— Да, у нас в Чехии и Словакии тоже есть «хрущевки». Правда, у вас эти дворы выглядят лучше — больше места, есть, где ставить машину и гулять с ребенком.  У нас в Праге или Братиславе в таких дворах гораздо теснее — квадраты, квадраты, квадраты. Архитектура немного комическая. А у вас есть искусство в этом архитектурном стиле. В нашем спектакле «хрущевки» получились трехэтажные, потому что сцена небольшая. И так вышло очень эффектно: открывается занавес, а там — двор.

— Но вы сами никогда не жили в таком доме, да?

— Слава богу, нет. Для меня там тесно. Зато я был в Петрозаводске в одной из хрущевок. Однажды в театр позвонила  женщина и сказала: «Пожалуйста, придите ко мне в квартиру, у меня красивые костюмы того времени, которое вас интересует». Мы со Светланой, директором пошивочного цеха, пошли в гости. Приходим — там симпатичная бабушка, у которой в чемоданах лежат наряды 60-х годов.

— И это все пригодилось для спектакля?

— Да, просто в балете костюм должен быть специальным, позволяющим актеру свободно танцевать. Мы придумали стилизацию. Действие происходит летом, поэтому наши актеры одеты  в купальные и спортивные костюмы. Яркие орнаменты, отсылающие к искусству 30-х годов, были специально напечатаны на ткани для спектакля. Вообще в 1930-е годы в СССР было фантастическое искусство — художники, дизайнеры. Было много яркого цвета. В нашем варианте это выглядит немного как сон, который наши матери никогда не видели.

— На сцене есть даже пионеры. Вы сами были пионером?

— Я уже не успел, в 1989 году все развалилось. Зато я был «искоркой» — это период до пионеров.

— А галстук пионерский можете завязать?

— Нет, «искорок» этому не учили. Но моя сестра может.

— Есть у вас личное переживание темы Большого террора?

— Да, к нам в страну террор пришел после Второй мировой войны. Были сделаны списки врагов народа, людей, посещающих церковь, уважающих демократию. Этих людей арестовывали и судили. Это продолжалось около 10 лет. В 1960-х годах наступила оттепель — Пражская весна. Это время окончилось в 1968 году с приходом советских танков. Началась вторая волна террора. Люди могли быть соседями, но если одному понравилась квартира другого, он мог настучать, например, что тот слушает европейское радио. Приходили люди, забирали человека по доносу, а сосед получал новую квартиру. Люди сами организовывали этот террор.

— Вы сразу после окончания школы решили, что будете связаны с искусством?

— Да, я был убежден, что хочу заниматься искусством. Я играл на фортепьяно и рисовал. Потом стал учиться на режиссера оперы в очень известной Академии музыкальных искусств имени Леоша Яначека в Брно. Мне это очень нравилось, потому что опера — фантастическое искусство, много людей на сцене — хор, солистки, танцовщики, оркестр. Через 5 лет я стал профессиональным постановщиком оперных спектаклей. Но счастливым от этого не стал. Опера, конечно, фантастическое искусство, но столько здесь проблем! Примадонна не хочет быть просто актрисой, а хочет стоять на просцениуме и петь свою арию, солистов не заставишь заниматься актерской жизнью на сцене и тому подробное.

— И вы бросили оперу?

— Я поступил в другую академию, в Гамбурге, и стал учиться на режиссера драмы. Драматическое искусство мне понравилось даже больше, потому что  артисты здесь более активные. И в то же время мне хотелось заниматься и художественным оформлением спектаклей. Я познакомился с самыми талантливыми мастерами в области сценографии и стал ходить к ним в мастерские за уроками. Со временем я не только ставил свои спектакли, но и оформлял их.

— Почему вы сейчас не режиссер?

— Я много работал много, ставил стационарные спектакли и перформансы. Больше всего мне нравилось устраивать представления на вокзалах, в галереях, в музеях или на площадях. В европейском театре сейчас популярны такие спектакли. Много работал для детей. Дети смотрят на сцену другими глазами, не так, как взрослые. Потом я понял, что режиссура и в драматическом театре — штука очень сложная, потому что в театре всегда много проблем. Так я решил стать художником.

— Понравилось ли вам работать в Петрозаводске?

— Здесь в театре каждый человек мне говорит «здравствуйте», «добрый день», «как дела». Люди спрашивают, хорошо ли я устроился в гостинице, комфортно ли я себя чувствую. Когда я работаю в Европе, у меня контракт, я зарабатываю деньги. Никто не интересуется, какое у меня самочувствие, как я живу и чем питаюсь. Я заканчиваю работу в 4 часа вечера в театре — и все. Вопроса «а успеем ли мы до премьеры все сделать?» просто не существует.

Здесь все иначе.  Люди работают и до 6 часов вечера, и позже. Перед премьерой мы работали без выходных. Здесь люди просто любят свой театр, свою работу. Это просто их жизнь. Мне это очень нравится. У нас в Европейском союзе такого стиля в театральной работе нет.

— Что вам приносит счастье?

— Я думаю, что я счастлив, когда здоров. И когда можно приходить в хороший театр, где на самом первом месте — искусство. В Европе много театров искусством не занимается. Они думают только о том, сколько получить денег за билеты. Мне нравится Петрозаводск, здесь я счастлив. Здесь вкусная еда, хорошая рыба и красивое озеро.

— Какая карельская еда вас впечатлила?

— Мне все нравится. Суп лохикейтто фантастичен и солянка. Брусника тоже. Калитки с картошкой очень симпатичные.

— Вы готовы к тому, что не всем людям понравится спектакль?

— Да, конечно. Мне нравятся скандалы. Театр занимается жизнью человека, показывает, как в зеркале, какой может быть эта жизнь. Мне не нравится, когда человек идет в театр отдыхать — надевает красивое пальто, берет семью, приходит, смотрит, аплодирует 30 секунд и уходит, а потом не может вспомнить, что смотрел: «Аиду», «Турандот» или «Лебединое озеро»? Мне нравится искусство, которое человека цепляет, нравится, чтобы через месяц или год вы вдруг вспомнили, какой был красивый образ в спектакле или еще что-нибудь.