«Астрономия и астрология зародились на восточном берегу Онежского озера»

В студии «Сампо ТВ 360°» мы обсудили, как смотрели на мир древние люди и как это делаем мы. Сошлись во мнении, что нельзя цензурировать изображения, удаляя фаллические элементы у мужских фигур. Поговорили про лебедей, белух, гусей, медведей, налимов и выдр. Еще раз обсудили уникальное художественное богатство Карелии.

В видеоверсии интервью обратите внимание на серьги Светланы. Она рассказывает, что их подарила ей питерская художница, когда у Светланы проходила выставка в музее современного искусства «Эрарта». Говорит, что всегда надевает их, когда идет рассказывать о петроглифах – они помогают ей настроиться на тему. Серьги «космические», да и петроглифы – это совсем про другой мир.

— Есть ли у вас любимый сюжет среди наших петроглифов?

— Я люблю те, на которые настраиваюсь в данный момент, хотя один сюжет любимый все же есть. Это – изображение двух лебедей с мыса Пери Нос, сцепленных лапками, за которыми шествуют три лебеденка. Это мои любимые лебеди. Там удивительно, что спинки образуются с помощью лучиков, и лапки, соединенные друг с другом, образуют сердечко. Это такое рассветное состояние и любовь, которая только начинает расти, возрастает, и еще будет увеличиваться в объеме. Очень теплые ощущения, которые художником переданы через это сердечко и через лучи, которые по спине идут. Как будто солнце встает у них на спинах.

— Лебедь был тотемом на севере? Почему не гусь?

— Гусь – пищевая птица. Есть в беломорских петроглифах сцена массовой охоты на гусей. На лебедей мы такой сцены не видим, и костей рядом с жилищем лебедя не находили. Можно сказать, что при таком огромном количестве изображений лебедя и при отсутствии костей – это явно тотемическое животное. И восхищенный человек его, конечно, изображал в больших количествах. У местных жителей преклонение перед этой птицей сохранилось до сих пор. Рассказывают, что несколько лет назад стая лебедей опустилась на Водлу, и обе деревни – Стеклянное и Шала, которые были по берегам реки, – перестали шуметь. Люди перестали ездить по реке, перестали звонить по телефону у реки, пилить дрова. На лебедей смотрели в тишине и полном благоговении. То есть, генетически это сохраняется – благоговейное отношение к лебедям как к высшему тотему. На Руси лебедь – священная птица, и истоки этого культурного феномена мы видим здесь, на наших берегах. Вообще онежские петроглифы во многом сообщают как раз тему зарождения некоторых наших культурных кодов, и лебедь – один из них, но не единственный.

— А что еще?

— Еще тема космоса. Это же уникальная тема для петроглифов. Я даже не знаю, есть ли такое где-нибудь еще? Может, и есть, но наши космические петроглифы – одни из самых древних. Если вас будут спрашивать, где зародились астрономия и астрология: в Шумере или в Египте, можете смело отвечать – на восточном берегу Онежского озера. И вот «документ» – звезды в огромном количестве.

— Можем ли мы точно понять, что именно хотели сказать древние люди, располагая в определенном порядке солярные и лунарные знаки, все эти стрелки и прочее?

— Мы можем к этому хотя бы повернуться. И нужно искать методы понимания этой сюжетики, оставленной на каждой из скал. Я предлагаю не научный метод исследования, а художественный. То есть, не отвечать на вопрос «что?», потому что на него сейчас невозможно с точностью ответить – рисунок не подписан. Но можно отвечать на вопрос «о чем?». То есть, собирается группа людей (с детьми легче всего), и они, глядя на изображение, говорят, что это им напоминает: летящую комету или плывущую русалочку. И то, и другое говорит о движении. То есть, мы можем уловить элемент движения, который передан в петроглифе. И вот так вот через ощущения, через ответ на вопрос «о чем?» мы достаточно далеко можем продвинуться в трактовке того, что изображено.

— Как вы познакомились с петроглифами?

— Петроглифы меня всегда окружали. Каждое лето я с бабушкой ездила в Шалу, где до онежских петроглифов было рукой подать, а в Петрозаводске дом у меня был напротив краеведческого музея.

— Нравится ли вам детская книжка Линевского «Листы каменной книги»?

— Бессчетное количество раз я ее прочитала. Археологи говорят, что там есть некоторые неточности, потому что он писал как этнограф, а не как археолог, хотя он учился и на археолога тоже. Но как дверь в первобытный мир она прекрасна. И когда ребенок туда заходит, у него складывается объемная картинка, как это было. И потом он дополняет ее конкретными знаниями. У меня есть книжка, им подписанная.

— Петроглифы появились 5–7 тысяч лет назад и примерно 5,5 тысяч лет назад люди прекратили их делать. Почему?

— Произошла экологическая катастрофа. Был подъем воды, который оттеснил людей на какое-то расстояние от берега. Потом, лет через 300, уровень воды опустился, и люди снова заселили те места, но за эти годы потеряли саму эту культурную традицию выбивания рисунков на камнях. Традиция трансформировалась уже в народное творчество, в другие технологии. Мне кажется, что каргопольская земля очень много что сохранила. Я туда сейчас и нацелена, потому что мне как раз интересно продолжение традиции в уже более позднее время. Я уверена, что традиция жива. Например, есть такое явление – каргопольская тетерка. Это обрядовое печенье, которое печется на день весеннего равноденствия, и один из видов этой тетерки абсолютно ровно повторяет онежские петроглифы. И это не единственный знак, который сохранился за 7 тысяч лет и перешел из камня в выпечку.

— И наши козули имеют к этому отношение?

— Имеют, да. И те, и другие присутствуют на камнях. У северян жизнь делится на два полугодия: темное – это определенный образ жизни: птицы улетели, свет ушел, мы сидим в темноте, в своих норках, мастерим, а вот свет вернулся и птицы прилетели – уточки, лебеди, все водоплавающие, гуси те же самые. Мы выходим в поля, в леса, в огороды, у нас начинается уже другой образ жизни. Естественно, мы с птичками и то, и другое встречаем и провожаем – это закономерно.

 — Кого древние художники изображали чаще — женщин и мужчин?

— Изображение человека появилось в эпоху палеолита. В каменном веке, который включает и палеолит, и неолит, – это, в основном, фигуры женщин. Если матриархат когда-то существовал, то только в эту эпоху. И женские фигуры, которые встречаются в палеолите и в неолите, говорят про обожествление женской природы. Действительно, через образ женщины легче всего показать божество, которое рождает миры и забирает жизни. Поэтому главное изображение на мысе Бесов Нос я всегда трактовала как Великую Мать. Я убеждена, что так и есть. Карелия – не изолированная планета, она – часть большого мирового комплекса. Если везде в это время был культ Великой Матери, она изображалась в скульптурах и в костяных изделиях, то у нас она изображена на камне.

— А нечистую силу было не принято изображать?

— У людей даже такого понятия не было. Это было время, когда еще только зарождалось само понятие о явлениях. Мир не делился еще на добро и зло, он делился на темное и светлое время года. Все, это было единственное разделение. А так он воспринимался как целостный и все время повторяемый. Мы жили циклично. В эпоху неолита точно, и это еще до Средневековья, до принятия христианства, у нас так сохранялось. А деление на добро и зло пришло потом, гораздо позже. Поэтому, конечно, здесь никакие не бесы, а мифологические персонажи, которые представляли собой некие сказки, предания, объясняющие эту цикличную жизнь. Почему мы живем так и какие личности нам важны.

— Почему монахи тогда позже высекли крест в руке этого изображения на Бесовом Носу?

— Тут можно предполагать разное. По официальной версии, они как бы нейтрализовали фигуру. Но тогда, возможно, они бы перебили рисунок целиком, но они как бы вложили крест ей в руку. Тут же получился такой дополненный образ союза земли и неба. Есть еще изображения, где выбит православный крест. Например, он вписан в лебедя. Это получилось настолько органично, что становится понятно, что это делал тоже художник, причем хороший художник.

— Если у них было сомнение по поводу фигуры, то с лебедем какая мотивация?

— Он сделал так, как будто лебедь несет этот крест. Изначально в иконописи лебедь символизировал Христа, потом этот образ ушел и заменился голубем. Поскольку крест древний, он вполне мог нести древнее представление о том, что лебедь как символ чистоты был связан с образом Христа.

— Поперек тела этого антропоморфного изображения на Бесовом Носу проходит широкая трещина. Что это?

— Представления о жизнь и смерти были нераздельны и принадлежали одному женскому божеству. Трещина символизировала одновременно и выход из земли (мы все из матери-земли родились), и то, что мы все в мать-землю и уйдем. Вот почему изображение сделано вправо и влево от этой трещины, глубокой, уходящей в озеро. Гениальный художник был.

— Эти художники как-то готовили поверхность перед нанесением рисунка?

— Нет, они искали поверхность, чтобы рисунок или трещина, или другие элементы (течение воды, например), – чтобы они подтверждали идею, которую нужно воплотить. Не просто так нарисовал, потому что я – творец, я так хочу, я самовыражаюсь. Нет, это уже такое, ближе к иконописи, действие.

— Большая часть петроглифов имеет ритуальное, сакральное значение?

— Это связано с онежскими петроглифами. На Белом море другая ситуация. Беломорские петроглифы я воспринимаю как мужской мир. Некоторые композиции настолько дидактичны, что у меня как у учителя возникает впечатление, что сюда приводили мальчиков-подростков для посвящения в охотники. На примерах групп петроглифов они знакомились с видами охоты, потом уже их вели на практику. Настолько все подробно, настолько все сюжетно. Эта повествовательность отличает петроглифы Карелии от петроглифов других областей мира. Нашему человеку нужно было поговорить. Не просто нарисовать, а чтобы к каждому можно было бы составить свой рассказ на основе рисунка.

— Можете воспроизвести какой-нибудь рассказ?

— В группе беломорских петроглифов есть охота с шести лодок на белуху. Шестая лодочка, кстати, проявилась на копии, ее раньше не было видно. Сцена интересна тем, что белуха располагается в том месте, куда на нее постоянно подтекает вода. И когда ты подходишь к этому камню, то видишь, что белуха как бы плывет в этом течении водном, а с двух сторон к ней гуськом подбираются медведи. Это очень мило. Медведи увидели, что человек выходит на морскую охоту, значит, им тоже что-нибудь перепадет. Они собираются на берегу и ждут своей подачки от людей. Такая связь человека и животного мира сильно умиляет. Получается, что для древнего человека медведи были как собаки – они пришли и покормили их. Охота на медведя, конечно, тоже присутствует в рисунках, но в небольшом количестве, а так около 70 сцен – это охота на белуху. Для них она была, действительно, ценным промыслом.

— Еще у нас самые первые изображения людей на лыжах!

— Во всяком случае, на северо-западе Евразии – первые. Очень красивые. Мы видим, что за все это время фактически не поменялось оборудование, наши лыжные приспособления. Лыжи такие же и палки такие же, только что из других материалов сделаны. Если с горки лыжник едет, это лыжня сплошная, если в горку поднимается, то переступает – все очень узнаваемо.

— Онежские и беломорские петроглифы разделены примерно 300 километрами. Но люди общались между собой, да?

— Мир был открыт, и человек путешествовал не то что на 300 километров – это ему как от одной остановки до другой доехать, – он путешествовал на многотысячекилометровые расстояния. Бродил туда-сюда по миру. Добраться от Онежского озера до Белого моря было не трудно.

— Поражает, что до сих пор обнаружены не все петроглифы, регулярно открываются новые. Как работает эта технология поиска?

— Поднимаешь край черной пленки, и солнечный свет, проникая сквозь эту узкую щелочку, рисует рельеф скалы. Этот способ очень рабочий. Надежда Валентиновна Лобанова (археолог, эксперт по карельским петроглифам, – прим. ред.) этим способом нашла огромное количество наскальных изображений. Кроме того, можно просто наткнуться на рисунки, которые до сих пор никто не замечал. Мы с Игорем (Игорь Георгиевский – фотограф, муж Светланы, – прим. ред.) так нашли петроглифы на Корюшкином мысу. Была только легенда, что там есть петроглифы, но они не обнаруживались ни в каком виде. Однажды мы в 5 утра проснулись от дикого холода. Невозможно было спать в палатке дальше, мы оделись и пошли гулять. И вот при этом утреннем раннем свете, когда такое необычное скольжение лучей, мы увидели и лебедей, и солярные знаки. Надежда Валентиновна к нам пришла, все подтвердила, уточнила контуры.

— Вам выдали какое-нибудь свидетельство об открытии?

— Да нет, это обычное дело. Каждый год петроглифы обнаруживаются тем или иным способом. Открытием было бы, если бы мы нашли их там, где никто никогда их не видел. В Кондопоге, например. А если они в том же месте, то это просто дополнение истории. Но открывать их очень приятно.

— Можем ли мы использовать наши наскальные изображения для массового привлечения туристов? Не нарушит ли это сохранность петроглифов?

— Есть такая проблема. Есть памятники ЮНЕСКО, на которые в год приезжает около 4 млн туристов. Это дикая нагрузка на место. Наши скалы, боюсь, этого не выдержат.

Я считаю, что коммерция не должна лежать в основе продвижения петроглифов, потому что она может убить идею. А культура живет только тогда, когда в основе ее идейное содержание. Коммерция должна обслуживать идею, идти вдогонку, быть сопровождающим фактором, но не ее основой.

— Я видела однажды, как один народный коллектив выступал с танцами в костюмах с изображением беломорских петроглифов. Но эти рисунки прошли цензуру: в частности, мужские фигуры лишили фаллических элементов. Можно ли так поступать, как вам кажется?

— Для древнего художника фаллические элементы были не просто способом изобразить мужчину. Этот элемент служил объединенным символом – это одновременно обозначало и оружие, которое у мужчин висело на поясе, – ножа или копья. На самом деле, фаллос немножко из другого места растет, а тут он изображается на уровне живота практически. Нельзя заниматься усечением элементов, я в этом убеждена.

— Говорят, что вы обладаете секретным способом копирования петроглифов. Правда, это тайна?

— Когда меня познакомили с одним из способов – копированием на микалентную бумагу, – то сразу сказали: «Света, не повтори сибирскую ошибку!». В Сибири огромное количество людей знает способ микалентного копирования, и это очень мешает работать археологам. Попросили меня особо «не светить» технику в Карелии. Я это учла, поэтому работаю одна. Потом ученик того человека, который разработал микалентное копирование, посоветовал мне перейти на рисовую бумагу. Предоставил всю технологию, рассказал, как это делают китайцы. Но на наши реалии это не легло по разным причинам. И я стала экспериментировать. По-другому наносить бумагу, по-другому вбивать в камень. Все получилось после одного странного события, смешного.

Это был 2015 год. Вологодский владыка прослышал, что вологжане пробили дорожку на Бесов Нос, и любят там отдыхать. И вот он решил проверить, что это за Бесов Нос такой, и на огромной ладье отправился в путешествие с братией. И вот однажды, когда мы с моей напарницей делали микалентное копирование на Бесовом Носу, эта ладья решила причалить к берегу. Совершенно библейский сюжет: Христос с учениками сидит в лодке. А мы сидим на скале в купальниках. Неудобная конфузная ситуация, но встать и пойти за одеждой – это еще хуже. И те тоже не знают, что сказать – не ожидали, что тут дамы вот так будут. В этой ситуации всегда лучше задать глупый вопрос. «Ну, что, батюшка, бесов-то нашли?» – спрашиваю. И все сразу заулыбались. «Да нет, матушки, светлое и чистое место. Работайте с богом». И таким архиерейским знамением нас благословил. И вот через два дня, когда у меня уже последний кусок оставался этой рисовой бумаги, я решила попробовать еще один способ копирования. И это как раз было то, что нужно. И это стало новым направлением. Так, по благословению ко мне пришла эта техника.

— В чем суть техники копирования? Особая бумага смачивается, наносится на скалу и вбивается, а потом…

— Потом она высыхает и снова приобретает свойства бумаги. Пока она сырая, она как каша. Потом она снова стала бумагой. Ты начинаешь работать: сначала выявляешь петроглиф, а потом уже как художник работаешь над отражением характера скалы. Если мне нужно показать, что к трещине привязан петроглиф, я на этом акцентирую внимание. Если вода течет, я тоже это показываю. Если камень живописный, то я стараюсь тоже его переносить, чтобы у зрителя максимально сохранить эффект присутствия.

— Очень трудоемкая работа?

— Трудоемкая, но она зато благодатна тем, что не только позволяет выявить контур петроглифов, а если хорошая выбивка, то и внутри посмотреть, как шел след от отбойника, как художник выполнял эту работу. Это из разряда погружений – ты видишь, как двигался резец по камню, видишь темперамент человека. Я же сама – преподаватель живописи. Я же вижу по работам, у кого какая сила в кисти, кто с какой энергичностью пишет. Это можно определить и по камню.