Фото: «Республика»/Николай Смирнов
Нина Ивановна Гридунова, агроном
В 1941 году ей было 13 лет. Все военные годы работала в колхозе имени Калинина в Воронежской области. В поле выходили после занятий в школе. Пахали на быках, убирали урожай, вязали снопы, «чтобы ни один колосочек не пропал».
— А знаете, сколько саранчи было! Все поля были черными. Мы ее ловили, рыли ямки, закапывали эту саранчу и еще травили керосином.
Колхоз находился в 30 километрах от Дона. Туда немцы все же не дошли — «Дон не пустил».
— На поле вяжешь снопы, мессершмитты летят-гудят. Нам бригадир говорит: «Ложись!». Пролетели – «Подъем!». Встаем, да пошли вязать снова. Так и жили: пролетел и слава Богу!
Говорит, всяко было, но лебеду не ели. У семьи было хозяйство: коровка, овечки, курочки. Хлеба только мало. В конце года если дадут заработанное — по 200 грамм зерна на трудодень — то хорошо. А так не давали ничего.
Фото: «Республика»/Николай Смирнов
Николай Николаевич Лебедев, шофёр
Когда началась война ему было 12. Отца сразу забрали на фронт, а в 1942-м убили под Москвой. Жил в Костромской области вместе с сестрой и матерью. Чтобы не умереть от голода, переехали из города в деревню. Вещи меняли на молоко и картошку. Думали только о том, как бы выжить.
— Вот смотришь, идет человек старый, все медленнее, медленнее, потом остановится, сядет. Подойдешь, а он уже спит. От голода все. В Питере давали 150 граммов хлеба для того, чтобы люди только выжили. Мы работали за 250-300 граммов.
Рассказывает, был такой голод, что маленькие дети тянули в рот все, что можно кусать и жевать. Находили кусочки соли, сосали ее, перебивая чувство голода, а потом пили много воды. Многие страдали водянкой.
— Технику всю забрали, лошадей забрали, горючего не было. Пахали на себе по восемь- десять человек. Я очень любил животных, много читал про них. Вспомнил, что на Украине пашут на волах. И я начал быка Ромку приучать к труду. За лето обучил его пахать. За три года войны я выучил трех быков. Меня за это отметили медалью за доблестный труд.
Самым тяжелым и голодным был 1947 год. В войну не так было голодно, как в 47-м. Ели все: и лебеду, и крапиву, и траву.
Учился в педучилище, но всю жизнь работал шофёром. В годы войны с Кореей служил на приводной радиостанции на аэродроме в Хабаровске, наводил самолеты, которые возвращались после сражений.
Фото: «Республика»/Николай Смирнов
Валентина Аксентьевна Пупышева, швея
В июне 41-го отдыхала в детском лагере. В то лето закончила второй класс. После того, как объявили войну, всех детей из лагеря эвакуировали в детдом в Белозерске Вологодской области. В нем жила практически всю войну. Мама и три сестры остались в Петрозаводске. Отца убили еще в финскую.
— Жили так себе, но не голодали. Все-таки нас немножко снабжали. Ходили в лес, собирали ягоды и грибы. Кто сдаст ягоды, тем дадут обед, а кто не сдаст, тому и обеда не было. Деревенские мальчишки другой раз возьмут и у нас ягоды отберут. Мы поплачем: ягод нет, нас жалели и обед давали.
В детдом приходила цыганка. Чтобы она погадала, пришлось отдать ей чулки.
— Она говорит: вы будете в одном из больших городов жить, и все у вас будет хорошо, но мать вы не найдете. Я подумала, что она все врет, какой большой город? А потом нас отправили в Ленинград, едем в трамвае, я говорю: «Надо же! А цыганку мы зря обидели».
После окончания семи классов Валентину отправили в уже освобожденный Ленинград учиться на портних. Там 18-летнюю девушку и разыскала мать.
Сетевое издание
RSS Лента