В Доме-интернате для ветеранов в Петрозаводске около 70 постояльцев: участники войны, блокадники, малолетние узники, работники тыла. Их всех объединяет одно: они пережили самую страшную в истории человечества войну. Посмотрите на их лица.
Фото: «Республика» / Николай Смирнов
Валентина Федоровна Федуева
Когда началась война, Валентине было 12 лет. Четыре года она вместе с отцом, мамой, братом и сестрой провели в концентрационном лагере в Петрозаводске.
— Мы жили в Заонежье: Кижский сельский совет, деревня Волкостров. Финны пришли, и нас сразу забрали. Мы были некоторое время на острове Кижи, а потом нас перевезли в шестой лагерь на Перевалке. Там мы были до освобождения.
Валентина Федоровна запомнила немногое. Говорит, финны детей, как правило, не обижали.
— Девочек строем под конвоем водили кого на какую работу. Товарная контора была у финнов, мы там убирали, чай им варили.
Жили в бараках. Старшему по дому выдавали муку, а он уже распределял между остальными.
— Голод, конечно, был страшенный. Мы крапиву собирали — не успеет еще взойти. Сидим, ждем, когда же можно оторвать хоть немножко.
В лагере умер свекор сестры Валентины, в их семье все остались живы.
Момент, когда город освободили советские солдаты, ярко отпечатался в памяти.
— Мы все побежали к проволоке. Кто-то ее порвал, и мы выбежали на свободу, за пределы лагеря. Побегали по городу. Вернулись, а мама с ума сошла от беспокойства. Взяла ремень, как стала нас стЯгать, говорит: «Финны ушли, и вас нет. Думала, может, они вас увезли с собой».
После освобождения семья Валентины жила на улице Анохина, потом переехали в Соломенное. В 16 лет девушка снова пошла учиться в школу. Потом окончила курсы бухгалтеров.
Фото: «Республика» / Николай Смирнов
Любовь Андреевна Максимова
Любовь Андреевна родилась в деревне в Тверской области. Там же встретила войну. В 1941 году ей было 14 лет. После того, как объявили войну, на второй день всех мужчин забрали. Ушел на фронт и брат Любови, он был на два года старше. Вскоре брат попал в окружение, потом — в плен. Знакомые рассказали родне, что он два раза пытался бежать. Видимо, тогда его и расстреляли.
— В сентябре к нам пришел немец. Мы шесть месяцев жили в оккупации. С немцами не контактировали. Очень их боялись. Они приходили, кур ловили, отбирали яйца, свиней. Но у нас особых безобразий не было. Их быстро прогнали, где-то в середине декабря.
Во время войны сильно не голодали, вспоминает Любовь. Жили в деревне: свой огород, скот.
— В 1942 году нас забрали в ФЗО (школа фабрично-заводского обучения — прим. ред.). Везли на Урал, но мы сбежали оттуда. Не хотели ехать, хотели домой. Нас гоняли по оборонным работам: мы рыли окопы, траншеи, аэродромы чистили. Работали на лесозаготовках, дрова заготавливали. Весной работали в колхозе.
Любовь Андреевна окончила только три класса. Дальше учиться помешала война. После войны переехала жить и работать в Карелию.
Фото: «Республика» / Николай Смирнов
Галина Викторовна Степанова
Галина родилась в деревне Вохтозеро Кондопожского района в семье карелов. Она и четверо ее братьев жили с мамой. Отца репрессировали в 1937 году. Говорят, он или погиб на ББК, или был расстрелян — сейчас концов уже не найти.
Когда началась война, Гале было всего 6 лет, но события того времени она помнит хорошо.
— Мама в воскресенье калиток напекла. Пришли мужчины, сказали: «Собирайте вещи, сейчас мы вас эвакуируем, потому что началась война». Калитки прямо там на столе остались, даже покушать не успели.
Успели собрать немного вещей — и в долгий путь. В Сибирь.
— Сначала нас отвезли то ли в Кондопогу, то ли в Петрозаводск — не помню. Там обедали в большом ресторане: красивый зал, цветы, официантки.
Этот обед стал последним приятным воспоминанием. Дальше — голод и холод.
— Оттуда поплыли на двух баржах — нас много было с Кондопожского района. Помню, мы с детьми играли на палубе. Налетели самолеты и стали бомбить. Нас всех согнали в трюм. А они ту баржу, которая шла впереди, всю разбомбили. Люди плавали и кричали. Многие утонули. Но наши самолеты налетели и прогнали их.
Дальше — трехмесячное путешествие в грузовом вагоне, «телятнике». В нем было холодно, сквозняки. Ехали долго, неделями стояли в тупиках: во-первых, железную дорогу постоянно бомбили, во-вторых, вперед шли эшелоны с солдатами.
Есть и пить было нечего. На стоянках 13-летний брат Галины Миша, которого назначили старшим по вагону, ходил за хлебом. Мешок делил между всеми жителями «телятника».
В том вагоне от голода умер Шурик — трехлетний братик Гали.
— Однажды во время стоянки, когда не было ни хлеба, ни воды, я собралась и пошла на станцию, где были железнодорожники. Попросила у них еды и питья. Мне дали полный передничек хлеба и чайник воды. Я пошла обратно к вагону, а его нет. Стою на рельсах и плачу. Вернулась на станцию, говорю: «Поезд мой ушел». Они отвечают: «Не плачь, девочка, сейчас пойдет военный состав, мы тебя посадим и ты догонишь свой вагон».
Так и получилось. Пока Галя ехала с солдатами, пела им песню:
Вот шли три героя
С германского боя
С германского боя домой.
Девочка с детства хорошо пела. В благодарность солдаты дали ей сухарей и сахара. В свой вагон — к братьям и маме — Галя пришла с гостинцами.
Поздней осенью вагон прибыл в Кемеровскую область в деревню Корчуганово. Семью поселили в кладовке у одной хозяйки. И снова холод и голод.
— Я ходила по домам милостыню просить. По-русски плохо говорила, в семье все общались на карельском. Но меня понимали. Все шмотки, которые у нас были, мы сразу обменяли на хлеб. У мамы заболели ноги. А брат, который был начальником вагона, написал куда-то в Кемерово и его забрали учиться. Сначала он там на шахте работал, а к концу войны стал старшим лейтенантом.
Остались с мамой и еще одним братом — Васей.
— Мы с ним ходили на поле, расчищали снег, искали гнилую картошку. Найдем три-четыре штуки и до чего рады! Помнём, испечем лепешки. Для нас они были как конфеты. А однажды, помню, брат от голода наелся опилок и чуть не умер.
Вася работал в колхозе. Вместе с ним в буран ездили на упряжке в лес, чтобы добыть хоть пару чурок и протопить кладовку. Мама работала на сортировке пшеницы.
— Трогать пшеницу было запрещено: кто пытался взять хоть горсть зерен для семьи, сразу шли под суд. Маме давали паек – 500 граммов муки. А на меня ничего не давали. Она уходила на работу и оставляла мне ложку муки на целый день. Налью стакан кипятка, растворю там муку, соли немножко — и пью.
Легче стало, когда с фронта комиссовали старшего брата. Он был фельдшером, но в окопах под Ленинградом заболел туберкулезом. Он перевез семью в поселок побольше, стал там работать.
Фото: «Республика» / Николай Смирнов
После войны вернулись в Карелию, в Суоярвский район, в деревню Хаутаваара.
— Дали паек – муку по карточкам. Мама спрятала ее в сундук. И нас обокрали: унесли эту муку и вещи, что оставались. Милицейские выяснили, что это были отец с сыном с соседнего хутора. Их поймали в Петрозаводске, когда они продавали краденное на рынке. Но ничего их не осудили – голод, что поделаешь.
В Сибири Галя не ходила в школу — нечего было надеть и обуть. Поэтому в школу впервые пошла в 12 лет, уже в Карелии. Окончила семь классов. Мама работала акушеркой, получала мало. Чтобы как-то помочь семье, поступила в лесной техникум, там платили большую стипендию — 200 рублей. Там заметили ее хороший голос — академическое сопрано — и посоветовали все же идти в музыкальное училище. 40 лет Галина Викторовна работала в культуре, стала заслуженным работником культуры республики.
Сетевое издание
RSS Лента