Национальный театр

Вместо эпиграфа: «Есть такая шутка, что там, где собираются вместе два финна, обязательно будет самодеятельный кружок».
Ирина Такала, историк

Уникальным в театре было полное отсутствие интриг и всеобщая солидарность. Интеллигентным его делали его основатели — эмигранты из Финляндии и Америки, оказавшиеся в 1920-х годах в Карелии. Они были любителями, но это не мешало им смело проявлять себя в театральном искусстве. Театр помогал им выживать. Елена Павловна Корнилова, актриса Национального театра, говорит, что такая солидарность спасала им жизни.

— Эмигранты в любой стране стараются держаться друг друга. Людей, приехавших в Карелию из Финляндии, США или Канады, театр зачастую просто спасал — объединял и давал работу. Лиза Севандер, актриса театра, рассказывала, какую растерянность они чувствовали, когда приехали к нам из Америки и поселились в бараках. Чтобы не пропасть, держались друг друга — театр объединял своих.

Историей этого театра много лет занимаются Ирина Такала, доцент Петрозаводского университета, и ее ученики. На основе статьи «Национальный театр Карелии: вехи истории», которую она написала в соавторстве с  Ириной Спажевой, мы подготовили таймлайн — рассказываем коротко о почти столетней истории театра.

Если посмотреть на историю театра в общей перспективе, станет понятно, что Финский театр постоянно преодолевал трудности. Зависящий от политики, он то открывался для своих «национальных» зрителей, то становился опальным и закрывался. Менялся состав труппы. Материальные трудности сменялись художественными проблемами, уезжали актеры, затягивался ремонт здания. Между тем, в театре всегда были люди, которые определяли ключевые моменты развития театра, поднимали его силой своего таланта, утверждая высокое положение в культурной жизни не только республики, но и страны. Например, актриса Ирья Вийтанен настолько поразила публику и критиков исполнением роли Норы в пьесе Ибсена «Кукольный дом», что была названа второй Комиссаржевской, а Елизавета Томберг сыграла роль Вассы Железновой, по утверждению театроведов, не менее убедительно, чем Серафима Бирман или Вера Пашенная.

На сцене Финского драматического театра Ирья Вийтанен играла героинь. Фотографий спектаклей в архиве театра сохранилось немного. Самый известный снимок — Ирья Вийтанен в заглавной роли спектакля «Машенька» по пьесе Александра Афиногенова. Здесь она смеется.

Фотографий спектакля «Нора» («Кукольный дом») по пьесе Ибсена, который в 1944 году поставил бывший соратник Станиславского Николай Демидов, мы не нашли. Этот спектакль, созданный в военное голодное время, совсем недолго идущий на сцене театра в Олонце, на самом деле перевернет все внутреннее устройство театра.

Сотрудничество Финского театра с Николаем Васильевичем Демидовым во многом определило судьбу творческого коллектива. Демидов был не только режиссером, но и создателем нового метода, этюдной техники, позволяющей актерам с первых шагов на сцене эффективно тренировать в себе творческое начало.

Андрей Малаев-Бабель, последователь Николая Демидова:

«Появление Николая Васильевича в Карелии вроде бы можно объяснить обстоятельствами, связанными с войной, с эвакуацией. Наверное, еще и тем, что здесь была удивительная актриса Ирья Вийтанен. Дело в том, что актеров-трагиков, умеющих по-настоящему жить на сцене в драматических ситуациях, не бояться ставить свою судьбу и жизнь на кон, очень мало. Это игра по большому счету. А здесь в труппе театра оказалась эта артистка, которая к тому времени, конечно, уже проявила себя, но не подозревала, что в ней есть те силы, которые обнаружил у нее Николай Васильевич. Наверное, Демидова сюда привел Господь из-за Ирьи. Чтобы у него появилась настоящая трагическая актриса, и чтобы у актрисы появился воспитатель, а потом режиссер, способный этот талант вдохновить».

Ирина Такала:

— Созданная Николаем Демидовым студия художественного мастерства с отработкой уникальной этюдной техники превратила театр в настоящий творческий коллектив единомышленников, глубоко профессиональный, ничем не уступающий крупным театрам страны. Знаковым событием, этапным спектаклем стала постановка драмы Ибсена «Кукольный дом» («Нора»). С неё началось восхождение театра к творческим высотам.

В роли Норы Ирья Вийтанен поразила всех: и зрителей, и критиков. Театроведы, видевшие постановку, ставили актрису Финского театра наравне с великой Комиссаржевской, знаменитой Норой. Критик Георгий Штайн сделал восторженный доклад в секции национальных театров ВТО о спектакле Николая Демидова.

Работа над драмой Ибсена «Кукольный дом» («Нора») началась в марте 1943 года. Театр был в эвакуации в городе Вельске Архангельской области. Осенью 1943 года театр был перебазирован в село Шуерецкое Беломорского района Карелии. Премьера «Норы» прошла 10 января 1944 года в Беломорске. Ирья Вийтанен, не выдержав нервного напряжения, добровольно ушла из жизни 12 октября того же года. Элден, ее семилетний сын, остался на попечении актеров театра.

«История с моей «Норой» для меня чрезвычайно тяжела, — писал Демидов одному из своих учеников на фронт. — До сих пор не могу поверить, что все это произошло… <…> Тут ушла, должно быть, частица моего сердца. <…> Ну, что же… К ударам не привыкать» (*цитируется по тексту Маргариты Ласкиной «Неизвестный Демидов»)

По словам Светланы Мяки, невестки Ирьи Вийтанен, перевоплощение в образ героини, отстаивающей свою самостоятельность, было абсолютным. Об этом рассказывала и ее подруга, актриса Дарья Карпова. Ирья целиком отдавалась искусству,  нервная система была истощена.

Актриса похоронена в Олонце. Ее могила почти неразличима среди прочих. Между тем именно ее Николай Демидов, которого последователи его методики считают гениальным мастером, считал по-настоящему своей актрисой и звездой.

Что мы знаем о жизни Ирьи Вийтанен? В 1931 году ее семья приехала из Америки в Карелию «по линии Красного Креста», как сказано в виде на жительство Ирьи. Ей было тогда 19 лет, ее сестре Ирме — 20, младшему брату Аарне — около 10 лет. Семья жила в бараках для переселенцев в квартале, расположенном за нынешним торговым центром «Тетрис». Ирма и Ирья пришли в театр в 1932 году. Аарне был школьником, учился в одном классе с композитором Гельмером Синисало. Впоследствии Ирма, единственная из семьи, решила вернуться в США. Ирья Вийтанен осталась играть в театре. Ее мужем стал Суло Несторович Мяки, музыкант, который тоже работал в Финском драматическом.

В семье Мяки сохранилось личное дело Ирьи Вийтанен. Оказывается, в 1937 году в карточке военного учета было указано, что актриса (в графе «должность» указано: рабочая) занимается шпионажем. Постановили завести дело-формуляр по линии НКВД, взять ее на заметку по категории «шпионаж». Документ подписали сержант Гусев и лейтенант Антонов. За актрисой установили слежку. Обвинение в шпионаже, по счастью, было снято через два месяца.

К началу 1940-х годов Ирья потеряла нескольких самых близких людей: мама умерла от болезни еще до войны, отец погиб в начале эвакуации. В 1944 году пришла похоронка на брата, погибшего на фронте. Ему было чуть больше 20 лет.

Светлана Мяки:

— Ирма Вийтанен, старшая сестра Ирьи, умерла в Нью-Йорке в 1980-х годах. Она была участником Второй мировой войны, потом окончила радиотехнический институт, работала по специальности. В Нью-Йорке у нее были апартаменты из 11 комнат, в которых она жила одна — ни мужа, ни детей у нее не было. Когда она заболела, Элдену, моему мужу, пришло письмо из Америки с предложением вступить в права наследства — он оказался наследником первой очереди. Элден от наследства отказался.

После гибели Ирьи Вийтанен о ней перестали говорить и в театре, и в семье. Добровольный уход из жизни актрисы сделал тему закрытой. Роль Норы, по слухам, впоследствии должна была достаться Санни Бочарниковой, но Демидов вообще снял спектакль с постановки: заменить Ирью было невозможно.

Лииса, Лиза, Елизавета Ялмаровна Томберг никогда не заигрывала ни с публикой, ни с коллегами. После спектакля могла подойти к партнеру по сцене и прямо сказать, что тот плохо работал, поэтому ей приходилось доигрывать за него. Ее слово было значимым, прямой характер ей самой иногда доставлял неудобства. Например, из-за несдержанности актрисы, привыкшей всегда говорить откровенно, худсовет театра в свое время не дал ей рекомендации для вступления в партию. Несколько лет Томберг была депутатом Верховного Совета СССР, при этом оставаясь беспартийной.

Елена Корнилова, актриса Национального театра Карелии:

— Елизавета Томберг от природы была очень талантливой. У нее была потрясающая интуиция и такая мощная энергетика, которая держала зрителя в постоянном напряжении. Партнером по сцене она была идеальным. Это дар божий, конечно. Ей не надо было много репетировать — она сразу все схватывала. В спектакле «Воскресший из мертвых» Лассила я была у нее в дублерах. Конечно, репетировала, в основном, я. Она приходила и сразу делала то, что нужно режиссеру. Единственной проблемой Томберг была плохая память, она могла забыть текст на сцене. Однажды мы играли в Чалне спектакль «Вдова полковника или Врачи ничего не знают». Это была постановка на одну актрису, сильную, — спектакль был очень сложной. По ходу действия героиня собирает гостей и рассказывает им историю своей жизни. Я играла внучку вдовы без слов. И вдруг Томберг неожиданно прыгнула с первого акта на второй, ни мы, ни диктор ничем не могли ей помочь. После этого она перестала играть этот спектакль. Описать ее талант словами сложно, что-то было у нее внутри. Она была очень возбудимой, в один момент могла заплакать на сцене. Обладала колоссальным темпераментом, большой силой. Многие в театре ее боялись.

Елизавета Томбер и на сцене играла сильных героинь, сложных, интересных. Самыми известными стали ее роли в спектаклях «Хозяйка Нискавуори» (Хозяйка Нискавуори), «Люди с Дангора» (фру Бон), «Васса» (Васса Железнова).

Дмитрий Свинцов, поэт, театральный критик:

— Какую же Вассу играла Томберг в спектакле, поставленном московским режиссером Мариной Горбуновой в сезоне 1950-1951 года? Цитирую одну из статей того времени: «Безжалостную и человечную, с нерастраченной душевной силой, тяжестью женского одиночества и неистовой материнской любви. Но это — внутри. На поверхности — властная и не знающая преград страсть к «делу».

Традиции театра во многом были связаны с его национальной спецификой. По словам Елены Корниловой, язык актера должен быть правильным и хорошо звучащим. Художественный совет театра, например, мог отстранить актера от роли, если тот плохо знал текст на финском языке.

Елена Корнилова:

— Если тебе давали роль на финском языке, ты должен был сам найти человека, с которым будешь заниматься. Моим учителем зачастую оказывался Кууно Иоганнович Севандер. Был такой спектакль «Мы господа!». меня была там роль на 40 страниц. А я же карелка, не финка! За полтора часа до каждой репетиции я садилась с текстом перед Кууно Иоганновичем и проговаривала все реплики.

По заведенной традиции молодые актеры ходили смотреть репетиции со стариками. У каждого из них можно было учиться.

Например, Тойво Иванович Ланкинен обладал невероятным актерским обаянием. Если он улыбался или хохотал, смеялся весь зал. В спектакле «Белая болезнь» по Чапеку он играл роль Маршала. На это стоило посмотреть. Критики считали, что спектакль нужно показывать руководителям во всех странах.

Юрье Ялмарович Хумппи почти не говорил по-русски. У него было всего четыре класса образования, он был самородком. Хумппи мог сыграть любую комическую роль — азартно, талантливо. Актер обладал абсолютным слухом и способностью к имитации голосов людей, животных или птиц.

В ролях героинь блистала Дарья Кузьминична Карпова. Она сыграла на сцене более ста ролей, среди которых Комиссар в «Оптимистической трагедии», Любовь Яровая, Мань в спектакле «Дикий капитан» по пьесе Смуула и другие. Талантливым актером был и Тойво Иванович Ромппайнен, искренний, доверчивый в жизни человек. Эмма Михайловна Хиппеляйнен была универсальной актрисой, способной в один вечер сыграть трагическую роль и в драме и острохарактерную — в комедии. Говорят, что свою роль она могла выучить всего за одну ночь.

До конца 1950-х годов значительной части публики Финского театра перевод происходящего на сцене был не нужен. Когда зрителей, не знающих языка, стало больше, в театре сделали трансляцию синхронного перевода через наушники. Карелия, к слову, была одной из первых республик, начавших использовать для театрального перевода специальные устройства.

По словам Дмитрия Свинцова, бывшего заместителя директора театра, осветитель театра Эрнест Хаапаниеми придумал и создал в театре систему синхронного перевода тогда, когда об этом в стране и слыхом не слыхивали. Первые приспособления были довольно большими, шнур от наушников нужно было соединять с гнездом в театральном кресле. Особенно тяжело было радиофицировать помещения на гастролях.

Елена Корнилова:

— Прекрасным диктором была Виктория Альбиновна Гущина, которая пришла из Академии наук. У нее было несколько высших образований, она была интеллектуалкой. Иногда сами актеры выступали в роли дикторов. За это полагались галочки в ведомости.

По норме молодые актеры должны были играть в месяц не менее 23 спектаклей. У актеров других категорий нормы были меньше. За перевыполнение плана доплачивали.

К особым датам театр был обязан поставить актуальный материал. Каждый сезон требовал постановки русской классики. Был случай, когда для театра специально переводилась на финский язык комедия Грибоедова «Горе от ума» — другого варианта просто не было. Репертуар утверждал обком партии. Пьесы на финском языке в обкоме не читали, содержание изучалось по предоставленным аннотациям. Цензура в Национальном театре была мягче, чем в Русском драматическом театре.

Гастрольная жизнь была очень активной. Случалось, что гастроли начинались в мае, а заканчивались уже осенью. Отпуск длился 24 дня, 40 дней давали на декретный отпуск.

Звания актерам давали редко и неохотно. Стать заслуженным и народным артистом Карелии было очень трудно, поэтому многие ведущие актеры театра — Эрна Берг, Синикка Мальми, Марта Любовина, другие — так и ушли из театра без званий. Сейчас поверить в это трудно.

Вместо эпилога

Елена Корнилова:

— Мне кажется, что театр будет жив, пока на его сцене будут идти хорошие спектакли. Люди приходят ведь за искусством, в первую очередь. И, конечно, надо работать на языке. Я сейчас читаю книгу о Михаиле Чехове. Оказывается, он выучил финский язык в 50 лет. На мой взгляд, в театре должно быть больше спектаклей на финском языке, финской классики.

Театр начинает свободно дышать, когда спектакли ставят разные режиссеры. Я помню момент, когда в театре все рухнуло с уходом артистов старшего поколения. Расцвет начался, когда стали приглашали хороших режиссеров — Наума Лившица, Илью Ольшвангера, Курта Нуотио, Андрея Андреева. Это был интересный период. Театру нельзя вариться в собственном соку, нужна новая хорошая кровь. Тогда в театре будут творческие взрывы и открытия.