Кронид Гоголев

Когда Кронид Гоголев решил поступать в художественное училище, он написал об этом отцу. Тот не был рад: считал, что художник — не профессия для мужчины. «Выбери сначала себе какое-то ремесло, овладей им, чтобы люди за твоими руками пришли. А уж овладев им, займись этим», — писал он сыну.

Художником Кронид Александрович все же стал. Но и слова отца не забыл. Когда в Сортавале открылся музей с работами Гоголева, туристы стали приезжать в город на Ладоге специально — увидеть творения его рук.

Художник

Отцом Гоголева был бывший священник, который проникся идеями «толстовцев» и переучился на столяра. «Труд — главная ценность», — учил Александр Иванович своих четверых детей. Кронид был из них самым младшим.

Семья жила безбедно до начала 1930-х. А потом — одно за другим: раскулачивание, статус «лишенцев», арест отца, война, на которую Кронида Гоголева призвали в 1942-м. Победу он встретил в Восточной Пруссии, после отслужил еще пять лет. В 24 года, наконец, демобилизовался и оказался в Ленинграде с неполной средней школой и армией за плечами.

Тогда и оформилось желание стать художником. Гоголев отучился в художественно-графическом педучилище и по распределению уехал на север Карелии, в Кестеньгу. Это было в 1957-м. А четыре года спустя, уже с женой и детьми, он перебрался в Сортавалу.

В городе на Ладоге Кронид Александрович возглавил художественную школу. Параллельно заочно учился в университете им. Герцена, работал в местном театре художником-оформителем, писал картины в собственной мастерской.

Но все время чувствовал: этого мало.

— Папа стал искать путь, который был бы абсолютно его: он решил перевести рисунок в материал, придать ему объем, — рассказывает младшая дочь художника Мария Гоголева. — Пробовал разные материалы, пока, наконец, не пришел к дереву. Правда, древесину поначалу использовал не ту, которую мы видим в экспозиции: это были ольха и ель, мало приспособленные для создания рельефа.

Гоголев взялся за дерево в конце 70-х. Потихоньку набирался опыта и в конце концов стал мастером.

Мастер

Кронид Александрович начал с небольших скульптур и утвари, потом стал вырезать из дерева рельефы. Сначала относительно простые: неглубокий рельеф, никакого сюжета — только природа Ладоги, Валаам. Попутно нарабатывался опыт с инструментами, с которыми раньше мастер дела не имел.

Потом пошли эксперименты: взять доску потолще, и не ольху, а липу. Сделать рельеф глубже и затонировать. Добавить к пейзажу людей. Гоголев дошел до огромных полотен с картинами деревенской жизни и сюжетами из «Калевалы». Рельеф стал сложным — многоуровневым, с огромным количеством мелких деталей.

Сравним ранние и поздние работы — увидим эволюцию.

Триптих «Валаам» создан в начале 80-х. Он из липы — любимой древесины Кронида Гоголева (мастер сам делал щиты для работы, склеивая просушенные в особых условиях липовые доски). Для триптиха Гоголев создал очень подробный эскиз, тщательно прорисовав всё вплоть до узора на камнях. Пейзаж при этом неподвижный и безлюдный.

Картина «Деревня на берегу озера» 1981 года чуть поживее: здесь есть фигуры людей. Они, впрочем, не создают сюжета, а просто вписаны в природу.

К началу 90-х Гоголев уходит от статичных пейзажей и архитектуры и населяет свои картины людьми. Они плавают на лодках, общаются, едят, пьют, смеются и едва не выпрыгивают из рамы — настолько живые.

Эта картина из ранних 90-х не столь масштабная. Но в ней тоже есть и сюжет, и ощущение жизни: прямо слышишь лай собаки и скрип снега под валенками. Тонировать работу мастер не стал, чтобы создать атмосферу зимнего дня.

Картину «Петрозаводск» Кронид Гоголев вырезал в 1993 году из йелотонга — новозеландского дерева с мягким желтым оттенком. Оно очень пластичное и позволяет хорошо проработать мелкие элементы. Сюжет картины характерный для того периода: сложная композиция, много людей, занятых своими делами.

Картина по мотивам «Калевалы» тоже сделана в 1993-м из хорошо затонированной липы. Она одна из самых знаковых: Гоголев изобразил борьбу Вяйнямёйнена и других героев со старухой Лоухи в образе хищной птицы. Кстати, это единственная работа без рамы, ее функцию выполняют крылья и волны бушующего моря.

Ни одна работа не заняла у Кронида Гоголева больше года. В это, кстати, многие не верили. Но мастер просто очень много работал.

— Отец всегда начинал работать рано, — рассказывает Мария. — В Сортавале шутили, что в пять утра на улице можно встретить или дворников, или Гоголева, который идет в мастерскую. Там он проводил время до вечера, с перерывом на обед.

Иногда к мастеру приходили молодые художники, надеялись у него поучиться. Но все хотели резать по готовым рисункам. А для Кронида Александровича картина начиналось с идеи и десятка детальных эскизов, а уж потом дело доходило до доски.

— Первую ступень потенциальные ученики не считали важной. А отец считал ее самой главной, — говорит Мария. — Это смешно: взять чужой рисунок и сделать с него кальку. Это не искусство — просто техническая работа резчика. Отец так не делал никогда.

Тот самый Гоголев

В 1984 году работы Кронида Гоголева выставили в Московском архитектурном институте. Это было как сдать экзамен: мастера, который относительно недавно начал работать с деревом, впервые — и высоко — оценили профессионалы.

Два года спустя Кронид Александрович уволился из художественной школы, а еще через пару лет открыл выставочный зал. Власти Сортавалы выделили для него историческое здание, в котором раньше был луковый склад, — от запаха, казалось, не избавиться никогда.

Но всё устроилось. Запах выветрился, здание отремонтировали всем городом — кто-то привозил паркет, кто-то штукатурил стены, кто-то разбирал заложенные кирпичами панорамные окна.

— Буквально два-три года выставочный зал поработал, и с 1992-1993 года к нам пошел просто вал народа, — рассказывает Мария. — Люди приезжали в Сортавалу специально, чтобы смотреть на Гоголева. Отца это заводило еще больше: он увидел, что делает что-то нужное. И самые знаковые работы были созданы именно в те годы.

Характер

Выставочный зал превратился в музей частной коллекции Гоголева. Мария руководит им уже много лет. Себя называет папиной дочкой: в детстве она часто бывала в мастерской, играла с резными чашами, иногда ей даже доверяли сметать стружку с картин. Кронид Александрович в то время для нее был просто папой, добрым бородатым великаном. Уже потом пришло понимание, что он талантливый художник и мастер с именем.

— Каким вы помните отца?

— Вспыльчивым. Достаточно холеричным. И очень сильным по духу: энергии и жизнелюбия у него было очень много, до последних лет. Отец не знал такого понятия — «у меня нет вдохновения». Или «я не могу», «я не хочу», «я не знаю, что рисовать». К работе он относился как к работе: надо — и всё. Думаю, это связано с тем, что он начинал работать с деревом, когда ему было уже за 50: сыграло роль опасение не успеть и желание сделать больше.

— Он много времени проводил в мастерской?

— Гораздо больше, чем дома. У него вся жизнь проходила здесь, в галерее. Дом — это просто чтобы вечер провести.

— Ваша мама относилась у такому образу жизни с пониманием?

— У мамы с отцом была разница 21 год. Папа на нее умело сгружал часть своей работы: она, например, после него стала директором художественной школы, потом заменила его в театре. Но мама была очень спокойной и трудолюбивой, терпеливо все это брала и делала.

— А в мастерскую он кого-нибудь пускал или предпочитал уединение?

— Был период, когда к нему в мастерскую приходило очень много людей: все просились посмотреть, как создаются картины. А потом он стал чаще закрываться и работать в одиночестве. Мы с мамой поступали, как родные Ренуара: прорывались в мастерскую, когда отец куда-то уезжал, и делали уборку, сметали опилки. Но инструменты обязательно оставляли так, как они лежали.

— Кронид Александрович никогда не думал уехать из Сортавалы?

— В этом городе папа был один: он ни с кем не соревновался, ни с кем не конкурировал. Это было пространство, которое он полностью заполнил собой, и уехать отсюда он никогда не хотел. Кроме одного момента, когда очередной глава города сказал ему освободить здание галереи: тут хотели открыть магазин. Тогда мы чуть не уехали в Великий Новгород. Но в итоге отец все взвесил и решил остаться, а потом и ситуация потихоньку рассосалась.

Кронид Гоголев творил из дерева три десятка лет. А в 2002 году погиб его сын — старший из троих детей: повез в Москву выставку работ отца и попал в аварию.

— Это не то чтобы остановило папу, после этого еще лет пять он работал с деревом, — рассказывает Мария. — Но потом — всё, занавес. Где-то с 2008 года и до смерти он занимался только живописью — писал акварелью, маслом. Мы и так, и эдак к нему подходили: «Ну скажи, что ты хочешь? Может, какую-то особенную доску?». А он отвечал: «Я ничего не хочу. Не хочу к этому возвращаться».

Последнюю работу в дереве мастер чуть-чуть не закончил (чего, кстати, обычно себе не позволял). А еще это единственная работа, у которой не было эскиза: детали Гоголев придумывал на ходу. Такой картиной — и нетипичной, и в то же время очень характерной по исполнению — завершился большой путь большого художника.