Кто открывает небо

Генерал-лейтенант ФСБ Николай Гаврилов – один из участников всероссийского проекта «Диалоги с Героями», который проходил в Карелии с 14 по 15 ноября. Военные, награжденные орденом Героя России, на разных площадках встречались с молодежью и разговаривали с ними о жизни. «Республика» решила задать Герою России Николаю Гаврилову свои вопросы.

Николай Гаврилов. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов

— Вертолетчик – это не обидное для вас слово?

— Все летчики – это самолетчики и вертолетчики. Неофициальное название, но не обидное. Я, например, летаю и на самолетах, и на вертолетах.

— Образ вертолетчика всем известен по фильму «Мимино». Герой очень хотел попасть в большую авиацию.

— Я начал летать в 1975 году, «Мимино» снимался в 1977-м. В то время роль вертолета еще была скромной. Техника не успела развиться. Экспериментальные аппараты начали появляться только в 30-х годах. Наш летчик Черемухин в 1932 году выполнил полет на два километра. Но вертолет все равно проигрывал самолету, поэтому во время Великой Отечественной не было вертолетов. Их время пришло после удачной эвакуации окруженных американских войск во Вьетнаме, когда американская группировка, обреченная на гибель, за одну ночь была вывезена ВВС США на вертолетах. И после этого вертолеты получили бурное развитие.

— Романтика была, когда вы выбирали профессию?

— Не было. Я поступал в училище, где готовили истребителей. Я, конечно, хотел летать на самолетах. Но когда я приехал в военное училище, оно оказалось вертолетным. Я слегка расстроился, но ничего. По мере обучения я влюбился в эту профессию. Случайный выбор оказался не случайным. Однажды к нам в училище приехал космонавт. И он в конце выступления сказал, что летал на сверхзвуковых истребителях, летал в космос, а теперь летает только на вертолетах. И только сейчас он понял всю красоту полета. Все видно: поля, дороги, людей, можно назад сдать, можно повернуться на месте — это настоящий ковер-самолет.

— Так красиво, а вы отправляетесь на войну в Афганистан.

— Между летчиками и вертолетчиками на войне всегда дружба. В афганскую кампанию наши вертолеты получили хорошее боевое крещение, без них не обходилась ни одна операция. В авиационных налетах на душманские позиции участвовали штурмовики Су-25. Если их сбивали, то пехоте добраться до летчика, чтобы спасти его, было невозможно. Все поисково-спасательные операции выполняли вертолетчики. Они быстренько подсаживались и спасали людей. В любой чрезвычайной ситуации первыми приходят на помощь вертолеты.

Николай Гаврилов. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов

— Вы чувствуете себя героем?

— Ничего не изменилось. Каким я был до звания, таким и остался. Наверное, перед народом и перед страной чувствую себя более обязанным. Права героев расписаны на двух страничках, а обязанности – на десяти. Я за 8 лет в Афганистане выполнил более 3000 боевых вылетов. Я могу рассказать про каждый. Несколько боевых эпизодов запомнились тем, что операции могли провалиться в бездонную пропасть, но благодаря нашему коллективу мы вышли победителями.

— Расскажите историю об этом!

— Однажды мы находились в горной провинции Бадохшан, которая граничит с Пакистаном, Индией, Китаем и СССР. Банды готовились на территории Пакистана и засылались через границу. Наша разведка, конечно, работала упреждающими методами. И она тесно взаимодействовала с агентами, которые могли ходить в пакистанские лагеря. Вот один из них должен был срочно дойти до Пешавара и добыть важные сведения о готовящейся операции. Пешком агент не успевал. Мне доверили сложную задачу: полететь с нашим агентом в лагерь, выбрать пустынное место для посадки и высадить его. И ровно через трое суток с того же места его нужно будет забрать. Это важная была задача и доверие – мы в Афганистане никогда не летали одним бортом. Я подобрал площадку, спрятался за камень, высадил агента, тихо взлетел и улетел оттуда. Еще страшнее было лететь за ним обратно. Там же может быть засада. Я приземлился, мы загрузили агента, взлетели, и тогда я уже почувствовал удары сердца в висках, потому что каждая секунда могла оказаться последней.

Был другой полет. Наша пара наносила удары по врагу, и вдруг один вертолет получил повреждения, у него отказал двигатель, и он выполнил посадку в тылу врага. Второй вертолет экипаж подобрал, но вертолет бросили. Внешне вертолет выглядел хорошо. Я в это время с командиром авиационной группировки находился на заправке. И мы решили поучаствовать в спасении машины. Пока враг не добрался, быстро опустились и попытались запустить двигатель. Запустились оба. Члены моего экипажа решили его поднять, а я остался с автоматом прикрывать их взлет. Потом быстренько заскочил в свой вертолет. И мы, как два лебедя, вернулись домой. И все были живы и здоровы. Мы к машинам относимся как к живым людям – не хочется их терять. Таких историй много. И они все без наград.

— Чтобы сейчас стать героем, нужна война?

— Мы часто говорим, что несчастна та страна, которая нуждается в героях. И слава богу, сейчас есть звание «Герой труда РФ». Пусть лучше труда.

— Вам было 20 лет, когда вы попали на войну. Что война делает с молодым человеком? Как она его меняет?

— Одна из великих женщин ответила так: война делает хороших людей более хорошими, а плохих – худшими. Трудно себя оценить. Я себя не считаю больным после этой войны.

Николай Гаврилов. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов

— Говорят, что Гагарин летал, бога не видал. А вы?

— Летчиков и космонавтов часто спрашивают про инопланетян и веру в бога. Когда Берегового спросили, верит ли он в Бога, он ответил, что не верит, хотя понимает, что многие дела без Божьей помощи было бы не сделать. Иногда и мне кажется, что кто-то помогает. Например, летели мы на Северный полюс сопровождать экспедицию принца Монако Альберта. Сейчас он уже князь. Моя задача была незаметно для него обеспечить ему сопровождение. Северный полюс многие считают российской территорией, поэтому принц Альберт обратился к нам. Сказал, что дойти до полюса на собачьих упряжках мечтал его дед, но не смог. Конечно, принц шел не от Норвегии или от Мурманска на собаках. Мы его довезли до станции Борнео на наших самолетах, а дальше 100 километров он честно шел на собачьих упряжках. Делегация была международной, от России там был Матвей Шпаро. Авиация обеспечивала безопасность высокого гостя.

И вот, когда мы прилетели уже поздравлять его на Северный полюс, я решил показать, что Россия давно покорила эти места и мы там хозяева. Я решил сбросить с неба парашютистов с флагами Российской Федерации. Чтобы это сделать, мне надо было за 6 часов до встречи с принцем поднять самолет с Воркуты. Самолет должен был выбросить парашютистов и улететь обратно. 12 часов в воздухе – это трудно. Когда принц дошел до полюса и воткнул свой флаг, мне позвонил пилот и сказал, что самолет на месте, но всюду туман и ничего не видно. Если он выбросит парашютистов, то потом искать их на Северном полюсе – целая спасательная операция. Как ориентироваться на Северном полюсе? Везде юг. Я говорю пилоту: «Подожди чуть-чуть, может, погода улучшится?» Он отвечает: «Топлива мало, могу ждать только 5 минут». И вот какой-то репортер поднимает объектив в небо, а там – большой синий просвет. И в нем – самолет. Как только парашютисты выпрыгнули, небо сразу закрылось. Кто нам открыл небо на эти 2-3 минуты? Вопрос.

— Как принц отреагировал на парашютистов?

— Он удивился, и весь мир теперь признает, что мы достойная северная держава. Полярный шлейф по праву должен считаться продолжением нашей российской земли.

— У вас какая книга была любимой в детстве?

— «Два капитана» Каверина. А любимый фильм – «Чапаев». Наше поколение выросло на этих произведениях. Покорение Северного полюса связано с героической историей русских экспедиций. Когда команда Брусилова замерзала на шхуне, его штурман Альбанов решил вести часть экипажа назад. 12 человек на четырех каяках. В 1914 году в Мурманск вернулись только два человека – штурман Альбанов и матрос Конрад. Альбанов написал дневники, которые стали основой романа Каверина. В 2010 году по этим дневникам Альбанова энтузиастами была снаряжена экспедиция по следам группы полярников. Вместе с другими я тоже полетел на Землю Франца-Иосифа искать останки погибших членов экспедиции. И мы нашли человека, ложку, ножик, часы и свисток и рядом – тетрадь. Читаемая. Это оказались дневники одного из членов группы. Сейчас они находятся в музее Архангельска. Получается, в жизни всегда есть место подвигу.

— Вам приходилось принимать решение, от которого зависела жизнь других людей?

— Однажды мы полетели в Антарктиду на Южный полюс. Туда на вертолетах никто никогда не летал. Мы выполняли межконтинентальный полет. Летели вглубь Антарктиды – это суша с горами в 5 тысяч метров, мороз, непредсказуемая погода. 4,5 тысячи километров туда и столько же обратно. И вот самое страшное место на земле – это не Бермудский треугольник, а мыс Горн и пролив Дрейка. Там встречаются три холодных океана. Там ураганы и волны под 25 метров и ветра. И вот мы выполняли полет со станции «Беллинсгаузен» до чилийского аэропорта в Пунта-Аренас. Пролетели почти весь маршрут, 7 часов в воздухе, и вдруг неожиданно в лоб стал дуть ветер 180 километров в час. А скорость вертолета – 200 километров в час. То есть путевая скорость – 20 километров в час. И топлива всего на полчаса. И я вижу, какая это нелепость: никто не стреляет, техника работает исправно, но шансов выжить практически нет. Я стал думать о том, как произойдет наша гибель. Сначала у нас кончится топливо, выключатся двигатели, наступит тишина, и мы начнем со скоростью 10 метров в секунду падать вниз. Я понял, что должен проститься с экипажем, все им объяснить. Чтобы успеть выговориться и толком попрощаться с ребятами, я начал поднимать вертолет выше. Набрал 3 километра, потом 4 километра. И, к удивлению, увидел попутный ветер. Это было чудом, поскольку если ветер на высоте 100 метров сильный, то при наборе высоты он должен только усиливаться. Океан внизу, очевидно, так крутился, что поменял ветер. Мы долетели благополучно, я вышел и поцеловал вертолет.

Николай Гаврилов. Фото: ИА «Республика» / Николай Смирнов