Дом и музей Натальи Вавиловой

— Вы окончили Ленинградский педагогический институт имени Герцена по специальности «Психология и педагогика», а занимаетесь сохранением и популяризацией искусства. Почему?

— Я всю жизнь занималась искусством. Еще до института училась в дошкольном педагогическом училище, где у нас был замечательный коллектив педагогов – учеников Надежды Константиновны Крупской. Нас учили ритмике, бальным танцам, мы пели в хоре. После окончания училища я стала музыкальным работником в детском саду в Шуе и в детском саду № 14 в Петрозаводске. Потом поступила в Герценовский пединститут, набрав при поступлении самый высокий балл. Училась заочно и со второго курса начала преподавать детскую литературу. Так что искусство всегда было со мной. И на комсомольской работе я всегда занималась искусством: была секретарем по идеологии в горкоме комсомола, в обкоме я возглавляла отдел пропаганды и агитации, курировала театры, музеи, творческие союзы. Много ездила по районам. Нет в Карелии такого места, где бы я не была. Потом почти 10 лет я проработала заместителем министра культуры республики (1988-1997 годы). И то, что судьба свела меня с мужем-композитором, знаете, тоже не случайно.

— Вы стали директором музея в 1997 году. Каким он тогда был?

— Это был стареющий музей. Русский зал был закрыт для посетителей из-за угрозы обвала потолка, санузлы не выдерживали критики, окна не открывались, а в теперешнем музейном дворике частники мыли свои машины, не убирая за собой мусор. В музее не было ни одного телевизора и ни одного компьютера. Ветки тополей лежали на крыше и засоряли водостоки.

В 1999 году мы начали ремонт. Я сама была прорабом, лазала на верхотуру, смотрела, как делается потолок, чтобы там ничего не нарушили. Выбивала деньги — мы тогда много средств получили из федерального бюджета. Я всё это прожила.

 

— Ваш подход к работе называют проектно-программным. Что это значит?

— Каждая выставка — это целый проект. Это не просто разместить картины в залах. Нужна большая подготовка: подобрать работы, которые будут сочетаться друг с другом, сделать красивую композицию, создать каталог, интересный познавательный видеоряд. Например, как на выставке из Третьяковской галереи «Шедевры живописи 1750-1850 годов».

Теперь мы стараемся каждую выставку сделать интерактивной, чтобы люди могли не просто посмотреть и почитать, но и порисовать, полепить, сделать что-то своими руками. Готовим мастер-классы, делаем квесты. Квесты были на выставке Айвазовского, экспозиции «Как рождается искусство?» и других. Посетители брали задание и ходили по залам — искали ответы на вопросы. Это было очень любопытно. Сейчас мы готовим летнюю выставку «Вселенная «Калевалы», приуроченную к 170-летию дополненного издания карело-финского эпоса. Это будет большая интерактивная экспозиция.

Современный человек приходит в музей не только послушать экскурсию, он хочет взаимодействия. Мы пережили развал Советского Союза и огромный кризис, когда не стало ни домов культуры, ни кружков. И музей занял особую нишу в обществе. Он стал культурно-образовательным и выставочным центром.

Мы проводим 16 выставок в год. Считаем, что этого многовато, поскольку сменяемость большая, а люди ходят медленно. В среднем выставка должна длиться 2-2,5 месяца. Мы к этому стремимся.

Мы делаем много выставок для детей с ограниченными возможностями. Для слепых сделали экспозицию «Мир на кончиках пальцев». Один мальчик потом на мастер-классе нарисовал танк. Зеленого цвета, представляете? Еще мы сделали этикетаж по Брайлю. Счастливые, всё это развесили, а потом поняли, что ребенок прочитает этикетку, но ничего не увидит. Тогда мы привезли из Петербурга большой тактильный альбом, чтобы можно было все прощупать и понять, что такое икона, что такое купол.

— Чем музей занимается кроме выставок?

— У нас кроме выставок огромная работа, несмотря на то, что музей совсем небольшой. Сотрудников всего 47 человек. Ответственных работников из них 14 человек вместе с администрацией. Таким коллективом мы работаем в различных студиях с детьми, проводим занятия на компьютерах. У нас есть флеш-студия. Есть зал с прекрасной акустикой (это ведь бывшая домовая церковь), где мы проводим концерты.

Кроме того, мы организуем дистанционное обучение педагогов из районов, старших школьников и студентов. Каждый год наш курс проходят около 60 человек. По специальным программам мы знакомим их с искусством, учим его понимать. Педагог из Пудожа недавно сказала: «Я так счастлива, что окончила у вас онлайн-обучение. Я привела своих внуков в Третьяковскую галерею и сама им всё рассказывала: посмотрите, какой здесь сюжет, первый план, второй план…» Такие отзывы очень приятно слышать.

Мы проводим онлайн-лекции из Русского музея, показываем фильмы о художниках, организуем дискуссии-обсуждения выставок, встречи с художниками. Художники проводят мастер-классы.

У нас большая  работа по программе «Здравствуй, музей!». Это программа Русского музея, где занимаются дошкольники и школьники с 1-го по 4-й класс. Около трех тысяч детей посещают наши занятия.

Мы проводим семинары с лучшими педагогами-специалистами Санкт-Петербурга. Недавно у нас прошел большой семинар по визуальной грамотности.

Также мы много работаем с грантами. Мы выигрывали и президентские гранты, и у Потанина, и у Сороса — хотя об этом сейчас немодно говорить. Мы были первым музеем республики, который создал систему КАМИС (Комплексная автоматизированная музейная информационная система – прим. авт.). Мы уже всю свою коллекцию оцифровали.

— Сколько человек ежегодно посещают музей?

— По госзаданию мы должны обслужить 37 тысяч платных посетителей. Этот план мы выполняем. Еще есть льготники, поэтому в среднем получается около 45 тысяч человек. В прошлом году с учетом выставки шедевров из Третьяковской галереи мы перевыполнили норму. Третьяковку за полтора месяца посетили 13 300 человек.

Сегодня мы работаем как бизнесмены, все считаем. Я каждый год запрашиваю, сколько детей у нас пойдут в первый класс, сколько будет выпускников. Надо быть менеджером. Некоторые чиновники от культуры так и говорят: давайте мы всех старичков из культуры выкинем и поставим менеджеров. Но я уверена, что менеджер все-таки должен быть при руководителе. Руководитель в культуре должен быть человеком образованным, с широким кругозором, умеющим налаживать контакты. Он должен быть дипломатом, уметь просить деньги, уметь правильно выстроить свою лифтовую речь. Мы поставлены в условия рынка и должны быть конкурентоспособными. Когда выбираю выставки, сразу думаю: что она нам даст? Чтобы заработать, мы должны делать то, чего ни у кого нет.

— Как вы научились просить деньги?

— Просить деньги я научилась по книге американки Джиллиан Пул «Когда менеджмент приносит деньги». Я была у нее на занятиях и потом приглашала ее в Петрозаводск. Она потрясающая, ей 70 лет, и она все знает: как за три минуты сочинить лифтовую речь, чтобы все поняли, что вы хотите; что просить денег нужно одной, максимум вдвоем.

И вот я по ее методике отправилась в начале 2000-х к карельскому бизнесмену Михаилу Здору. Он продавал автомобили. Оказалось, что он у нас в детстве занимался в музее в кружке, был юным экскурсоводом. Я взяла с собой коллегу и открытки с картинами Марии Федоровны. У него в кабинете, помню, бутылки стояли, виски, что-то такое. Я ему говорю: нам нужны средства на то и то. Пригласила его в музей и подарила открытки. Рассказала, что работ императрицы Марии Федоровны, матери последнего российского императора Николая II, осталось очень мало, что мы практически единственный музей, в котором они есть, что эти работы уже объехали весь мир. Он ответил: хорошо, я подумаю. Назначил нам время, мы пришли. Смотрю, уже никаких бутылок нет, стоят наши открытки. Деньги мы тогда получили.

С тех пор я научилась вычислять «жертву». Сразу вижу: этот не даст, этот тоже не даст, а вот к этому надо подойти.

А недавно мы себе на детскую елку собрали денег краудфандингом. Купили, поставили ее в Русском зале. 156 человек отозвались. Все обомлели, что так много. Еще много лет мы проводим акцию «Усынови картину». На деньги «усыновителей» реставрируем полотна, одеваем их в рамы.

— Чем вы особенно гордитесь в коллекции музея?

— Наша жемчужина — это, конечно, карельское искусство. Это Тамара Юфа, Олег Юнтунен, Борис Поморцев, Валентин Чекмасов и многие другие. Это уникальные работы, которые есть только у нас. Поэтому когда летом приезжают туристы, мы стараемся делать выставки из своих фондов.

 

Кроме того, древнерусская живопись. Наше собрание икон из районов Карелии показывает школу северного письма. Мы учим людей понимать иконы, а не просто наслаждаться их красотой. У нас есть проект с Русской православной церковью, разработаны занятия, на которых мы рассказываем о сюжетах, о клеймах, об окладах. Это не значит, что человек потом обязательно пойдет в церковь, но он будет понимать древнерусскую живопись, которая сподвигла многих современных художников к созданию новых направлений.

Были случаи, когда в зале икон посетители – чаще мужчины, кстати, падали в обморок. Я даже в свое время у владыки Мануила спрашивала, почему такое происходит. Он ответил: «Может быть, что-то связано с сегодняшним состоянием человека, а может быть, он много нагрешил….» А у нас же все иконы намоленные – из церквей и часовен.

— Есть у вас любимые картины? Если у вас плохое настроение, к какой картине вы пойдете постоять?

— В кабинете у меня висит «Боярышня» Седова. Это символ женщины. Я считаю, женщина может вынести все на своих плечах. И я очень люблю работы Кати Пеховой. Она у нас есть в постоянной экспозиции. Так, как Катя писала зелень, незабудки, васильки и сирень, никто никогда не писал. Я очень люблю ее солнце. У нее есть картина «Похороните меня на этом острове». Не очень радостное название, но картина дарит тепло. Она была непростым человеком, но у нас с ней сложились очень хорошие отношения. Она говорила мне: «Никому не дам делать выставку, а тебе — дам».

Еще очень люблю иконы. Иду в зал икон, когда сделала что-то не то и надо попросить прощения. Я не стесняюсь этого делать. Люблю икону «Покров Пресвятой Богородицы» XVI века. В древнерусской живописи огромный смысл, мудрость народа и вера в человеческий дух.

— Что самое сложное в работе директора музея?

— Самое сложное — удержать коллектив единомышленников. Есть конкуренты — федеральные музеи. От нас много людей ушло на работу в музей «Кижи». Но сейчас зарплату повысили, и, конечно, хочется, чтобы сюда приходили профессионалы. А вообще, я даже не могу сказать, что мне что-то сложно. Я прошла такую школу, что мне моя работа в радость. Я могу всё решать. Мэр Масляков говорил: «Если Вавилова что-то просит, отдайте вы ей, во вторую ляжку вцепится и не отпустит вас». Раньше я была очень эмоциональной. С опытом стала понимать, как можно выйти из ситуации, и многое переношу спокойно. Правда, бывает, ворчу, ругаюсь на сотрудников, но они меня успокаивают: «Вы всегда справедливо ругаетесь, мы на вас не обижаемся».

— Сейчас вокруг музеев много скандалов. Один мужчина из Третьяковки украл картину Куинджи, другой разделся во Врубелевском зале. Как в Музее ИЗО Карелии обстоят дела с безопасностью? И как вы относитесь к так называемому хайпу?

— На безопасность нам выделяются средства. У нас есть пост охраны, телефоны, видеонаблюдение. Дадут деньги — установим и рамки у дверей. Когда к нам приезжают серьезные выставки, мы берем дополнительную вооруженную охрану. Существуют инструкции, которые мы всегда выполняем.

Мы сделали ограду вокруг музея, освещение. У нас было когда-то давно в начале 2000-х проникновение через чердак. Через две минуты приехала группа, злоумышленник метался по залам, вокруг все звенело. Потом он сел на рояль и сидел ждал, там его и взяли. Мы в центре города, охрана к нам приезжает очень быстро. Ночью обязательно делается объезд здания. Днем в залах за порядком следят смотрители, у нас их 11.

Недавно мы наконец получили здание фондохранилища, за которое я 20 лет боролась. Раньше фондохранилище было в подвале жилого дома, нас часто заливали. Сейчас работаем над новым зданием: решаем вопросы с сигнализацией и с пожарной безопасностью.

Если говорить о скандальных историях, я считаю, что нездоровый эпатаж говорит о низкой культуре в нашем обществе. Я не люблю никаких провокаций, это дешевый и некрасивый ход. Не думаю, что в Третьяковке это было сделано намеренно. Это очень серьезный случай, за который Мединский объявил директору выговор.

— Вы еще много занимаетесь общественной работой (с 2008 года член Общественной палаты РФ, член Комиссии Общественной палаты по сохранению культурного и духовного наследия). Как вы все успеваете?

— Очень жесткий режим работы. Я быстро работаю и никогда не откладываю то, что надо сделать сейчас. Я могу быстро набрать номер, договориться. Я знаю очень многих людей, умею с ними разговаривать и убеждать.

В прошлом году я оставила все общественные посты и ушла. Я считаю, что окончила 11 классов в Общественной палате и получила хорошие оценки. Меня наградили медалью «За заслуги перед обществом». Это редкая медаль, ею награждены всего восемь человек. Но эстафетную палочку нужно научиться передавать более молодым. Это естественная жизнь. Мы с вами для того и существуем на Земле, чтобы подготовить достойную смену. Чтобы не мы одни гарцевали на белой лошади, чтобы за нами пришли люди, которые пойдут еще дальше.

— Посоветуйте, на какие ближайшие выставки обязательно надо сходить культурному человеку?

— Недавно мы открыли роскошную выставку «Академия Андрияки». Это работы самого Сергея Андрияки и его студентов. Такой весенний подарок Петрозаводску.

А в сентябре проведем выставку «Кем быть?» — о мире профессий. Ученые предсказывают, что через 20 лет, как минимум, 50 профессий исчезнут из нашей жизни. Это глобальная проблема для всего мира. Мы хотим сделать выставку-диалог, выставку-игру, выставку-размышление. Мы работаем над ней вместе с университетом. Сегодня нужна хорошая профориентация. Каждый ребенок должен понимать, кем он хочет быть. И самое главное, мы должны дать понятие, что деньги не получают, а зарабатывают.

— А профессия музейщика не исчезнет?

— Наша профессия сохранится обязательно. Ведь музейные экспонаты — это дети, которые болеют, стареют, которые нужно изучать и открывать. А как иначе мы сохраним это богатство? У нас вот иконы XV века есть, а сейчас XXI. Это наше наследие, наша бесценная коллекция. Как говорил замечательный философ Николай Федоров, музей есть высшая инстанция, которая должна и может возвращать жизнь.