Хутор на границе

— Как мы здесь оказались? Бросили дротик в глобус Карелии! — Виктор вернулся с рыбалки, распрягает снегоход. — А если серьёзно, в Костомукше мы бывали часто — здесь живут Олины родители. И каждый раз табором своим (трое детей!) людей напрягали.

Стали искать дачу. В Ко́рмило тогда стоял один дом, полуживой: краска облупилась, ни воды, ни света. Но кругом-то — красота. И вот едем мы домой, в Нижний (дорога длинная), едем-разговариваем. Если покупать — надо строиться, в таких условиях жить не будешь. Построимся — собаку большую заведем. И котов — хоть десять штук! А может, вообще переедем?..

Школа

У Ворбьёвых трое сыновей: Никите семнадцать, Ивану девять, Егору семь. Учатся в деревенской школе, в соседнем Вокнаволоке. Каждое утро десять километров по лесной дороге: и лосей можно встретить, и токующих тетеревов.

Школа в Вокнаволоке обычная, общеобразовательная. 44 ученика, классы-комплекты. Первоклассников в этом году всего двое, один из них — Егор Воробьёв.

— Малыши в первый класс приходят, как к репетитору, — говорит директор Валентина Липкина. — Каждую задачу по циферке разобрать можно, на каждой запятой остановиться. Родители из Костомукши к нам детей отправляют!

Школу в Вокнаволоке в конце 90-х построили финны. Четыре корпуса, архитектор — Микко Тикканен из Йоэнсуу. Была она тогда самой дорогой в Карелии, расплачивалась республика лесом.

 

В школе — хоть она и не считается национальной — преподают карельский и финский. Все ученики (от первоклашек до выпускников) умеют играть на кантеле. Положено: рунопевческая деревня.

Мальчики

Виктор: Мы начали ездить в Карелию, когда родился Ванька. А окончательно переехали… Никите сейчас 17? Ровно пять лет, как наш сын пошел в школу в Вокнаволоке. Как раз после новогодних каникул.

Ольга: Ни разу об этом не пожалели — ни мы, ни он. Ни разу Никита не упрекнул, что его забрали из большого города.

Виктор: У нас растут трое мальчишек. А Нижний Новгород — город огромный, и с точки зрения криминала о-о-очень непростой. В 10-м году по амнистии в Нижегородской области вышли 70 тысяч заключенных, два населения Костомукши — и они не к станкам пошли.

В Нижнем каждый день в криминальных новостях мы видели, как чьего-то ребенка с передозом увозят под простынкой. И где гарантия, что наши дети не попадут на очередную промо-акцию? Скорее им достанется первый бесплатный укол, чем ребенку из семьи, где хрен без соли доедают. Лучше вон пускай по хозяйству помогают!

Никита Воробьёв давно работает на хуторе наравне со взрослыми. Этим летом заканчивает школу и едет в Финляндию — поступать. Жить планирует у друзей семьи, в Коли. Днем учиться, а вечером работать: помогать им управляться в местном ресторанчике.

Самоеды и альпаки

Воробьёвы принимают на хуторе гостей. Сельский туризм со всеми удобствами — сюда приезжают из Костомукши, из Москвы, из Питера. Правда, зовут не всех: место семейное, для тех, кто любит тишину. Любит баню и рыбалку, долгие пешие и лыжные прогулки.

Сегодня в Кормило приедет целый автобус первоклашек из Костомукши. После культурной программы (экскурсия по Вокнаволоку) запланированы катание с горки и прятки в домике. Можно подержать на руках ягненка, погладить настоящую альпаку. Тискать собак и котов — без ограничений.

На хуторе есть и лошади (цыганские упряжные), и породистые овцы, и шерстяные собаки-самоеды. Фазаны, зайцы и прочая мелочь в счет не идут. Но вот эти звери в Карелии до сих пор не водились.

— Вот вы десять раз подумаете, прежде чем завести в городе большую собаку, так? — Ольга готовит обед на тридцать человек (борщ-второе-блинчики). — А у нас всё просто: хотим лошадку? Покупаем лошадку. Хотим альпаку? Двух хотим! Сначала у нас появились Май и Тая (в честь коктейля май-тай), а теперь живут шесть красавцев, и ещё прибавления ждем. Решили — будем разводить на продажу.

Ольга: Наверное, сбылись мечты? Причем мечты наши с Виктором сошлись. Никто никого насильно сюда не притащил, никто здесь не мучается. Нам обоим эта жизнь близка и дорога.

Дело

В городе-миллионнике Виктор Воробьёв оставил успешный бизнес.

— Мне интересно было в Нижнем работать на самом первом этапе. Мы всё создавали с чистого листа — вот это было здорово! Искали людей, придумывали штатные расписания, искали помещения. А когда всё заработало — абсолютно неинтересно стало. Рутина.

Хутор в Кормило — это был вызов. Сначала отремонтировали главный дом, поставили первые гостевые. Обросли автопарком (без хорошей техники на бездорожье никуда), изучили окрестные озёра и леса.

— Мы сразу решили: будем гостей принимать. У нас и в Нижнем вечно был гуляй-буфет: ворота нараспашку, ключи в замке зажигания. И куча народу живет — из Новосибирска, Москвы, Питера. Решили: будем жить привычной жизнью, только еще и деньги за это получать.

Вы, кстати, в курсе, что северные надбавки не касаются предпринимателей? Кто решил, что нашей администрации жить на севере труднее, чем мне? Ипэшник имеет задранный рынок труда (северными подстегнутый) плюс все «северные» услуги. А ответственность перед налоговой точно такая же, как в средней полосе. Я точно так же работаю, точно так же кислорода мне не хватает. Почему у них отпуск — до 90 суток? А у меня пенсия будет — 8 тысяч.

Приехали!

Дальше, собственно, слова уже лишние.

 

— Все в дом! — Виктор закрывает овец, подбирает потерянную варежку, ищет глазами сына. — Ваня, покажи, где раздеваться и руки мыть. Самовары посмотрим — и обед!

Самовары

Думаете, самоваров у Воробьёвых пять? Нет. Триста.

— Коллекцию мы начали собирать давным-давно, не знали, куда ее прислонить. В Нижнем Новгороде музей самоваров есть — спасибо главному налоговику (ему, кстати, собирать коллекцию активно помогали все налогоплательщики). А наши в подвале стоят и стоят. Вот и перевезли мы их сюда — в Карелии-то нет музея!

— История началась с одного самовара — достался он мне от бабушки, — рассказывает Виктор. — А бабушка получила его от своей мамы, приданое на свадьбу. Самовару около двухсот лет, но он и сегодня рабочий — наливай воду и кипяти. Отдыхай! У бабушки присказка была: сколько за столом посидишь — столько в раю побудешь.

Самовар в России стоил дорого: пять рублей — как целая корова! В каждой семье он был, но у кого-то — совсем простой (лишь бы воду грел), а у кого-то — штучный, статусный, купеческий. Как автомобиль сегодня: одному «копейка» — другому Ferrari.

— Сейчас мы говорим: самовары разной формы. А раньше это называлось — фасон. Каких только не было: шар, арбуз, рюмка, чулок, паук. Вот необычный самовар, на два крана. Считаете, для холодной и горячей воды — кулер? На самом деле нет: это для чая-кофе. У нас здесь, в Карелии-Финляндии, всегда больше кофе пили. Но такой самовар-кофейник покупали не для удобства — гостей удивлять.

Вечер

Ужин в Кормило всегда поздний — пока все дела переделаешь! Жареная ряпушка, свежая оленина-пятиминутка (из Мурманской области подвезли). Оленина с брусникой, картошка с укропом — и тарелки полные, и рюмки не пустые.

— Есть тут у нас одна заброшенная застава, — Витя подбрасывает полено в камин. — Тишина такая… Я вот сегодня поехал на снегоходе, а там лоси в пятидесяти метрах лёжку устроили. И вроде всю ночь топили печку, дым — а им по барабану. Ничего не боятся, их территория.

А летом? Добираешься туда по таежной речке — и прям сам себе завидуешь. Подымаешься на веслах 35 километров, потихонечку. Несколько раз пороги обносишь. У нас там уже свои тропки пропилены, прорублены. Лодки несешь на себе — потом опять по воде поднимаешься.

— Там ели — как сабли над рекой перекрещиваются. Деревья метров 50 высотой, а в обхвате — во-о-о-т такие! Как в узком тоннеле плывешь, ручьи, водопады. Мы как-то с детьми переходили по брёвнышку через водопад: Ваня бедный (еще маленький был) кричал: папа, я еще слишком молодой! я не хочу умирать! А там вода, как в каньоне, падает — так красиво!

— Вот для этого нужно было уехать из большого города?
— На самом деле, нет. Мы это всё переживали и раньше, всегда жили так. У нас был ГАЗ-66 с огромным фургоном, который сами оборудовали. С раскладными кроватями, с печкой, кухней. Настоящий автодом — и не такой, на каких по кемпингам в Европе ездят.

Мы выезжали на озера в Нижегородской области, на которых никто никогда не бывал — искали по карте, опрашивали местных жителей. В лесах и на горах: скиты, старообрядцы, Макарьевский монастырь…

Оля: Мы за 150 км от дома уезжали, из них сто по трассе, остальное — по бездорожью. У нас Ванька родился 28 апреля — а на майские праздники мы уже были с ребенком в лесу. Выписали из роддома — в переноску — и в лес. Ничего никогда не боялись.

Витя: Тему с нижегородскими лесами мы закрыли, когда появились энцефалитные клещи, дошли туда с востока.

Оля: А сюда мы приехали — ни змей, ни клещей. Какая красота!

Витя: Еще бы леса в северной Карелии так безжалостно не рубили. Такими темпами их лет на десять максимум хватит. Какой тогда будет внутренний туризм — на лысой горе?

— У нас какая-то такая хитрая зона, приграничная, — Оля заваривает чай. — Мы еще не заграница, но и уже не Россия. Карелия — это совершенно особенная история…

— Почему я изучаю историю местную, почему я знаю, что и как здесь было, лучше некоторых местных жителей? «Калевалу» читаю? Потому что я считаю это место родиной. Мало того, что мы еще одну жизнь себе придумали — на новом месте, в совершенно новых условиях. Но еще и одну родину — вот такую, которая дачами не опошлена… У моих детей она есть.

Фото: Игорь Георгиевский