В Карелии закончились съемки фильма «А зори здесь тихие». Картина должна выйти в мае, в канун 70-летия Великой Победы. Режиссер фильма Ренат Давлетьяров снимал «искреннюю человеческую историю, без лишнего пафоса и лакировки». Предполагалось, что в этой истории будет место и для эпизодов, в которых хотели снять наших артистов. Во всяком случае, ассистент режиссера выбрал для этого подходящих для сюжета актеров из разных театров Петрозаводска. О том, что из этого вышло, рассказывает Виктория Федорова.
— Из нашего театра «Творческая мастерская» выбрали меня, Ольгу Саханову, Юрия Максимова и Евгения Костина. Эльвина Муллина была из Музыкального театра, а Александр Довбня – из Театра кукол. Я была за границей, и вдруг мне приходит сообщение: «Виктория, вас утвердили на эпизод. 6 съемочных дней» Для артиста это круто – сняться, пусть в эпизоде, в полнометражном фильме, обещающим быть хорошим. В итоге все оказалось, конечно, смешно.
У нас всех было 5 съемочных дней, из которых три мы просто гуляли в окрестностях деревни Падун Медвежьегорского района. Мы там хорошо гуляли в костюмах, производили прекрасное впечатление на местных жителей. Без макияжа, с косами все, в платочках, длинных юбках и потертых фартуках. Нас с Олей и Эльвиной утвердили на роли трех местных баб.
Мы назывались «игровыми женщинами». Мы сидели на скамейке и разговаривали, где-то ходили-стояли. Видимо, во время съемок поменялся сценарий. Там все менялось. Например, очень часто менялась погода. И поэтому снимали эпизод в солнце, то же самое в облачную погоду, затем – в дождь. В сильный дождь ничего не снимали.
Женька Костин, на самом деле, получил свой эпизод: он и попел, и сказал что-то, и подрался. Хорошая сцена была, где он играл на баяне и пел частушку. Потом снимали драку, ради которой приезжал знаменитый каскадер из Москвы. Мы с Олей и Эльвиной тоже поучаствовали в драке – разнимали мужиков. По сюжету там была такая женщина Полина, которую добивался Васков, а наш Костин играл солдата, у которого был роман с этой Полиной. И вот они из-за этой Полины и дрались. Мы там тоже что-то поиграли.
И еще у нас был эпизод, где старшина Васков отправляет солдат воевать, а сам остается ждать новых, «которые не пьют и не гуляют по бабам». Была сцена прощания с солдатами. Мне там досталась даже одна фраза, обращенная к Васкову: «Ребят на смерть отправил, а сам тут окопался?» Так что, возможно, я чужим московским голосом в кадр все же скажу что-то в этом фильме.
Большой эпизод обещали и Александру Довбне, который в кино был водителем грузовика, но тоже сократили все. Зато Саша пообщался со старинным грузовиком, заводил ручным стартером и был очень этому рад. Сначала, причем, ему не хотели доверять этот грузовик, но все же он на нем ездил, был колоритен со своими приклеенными усами.
Столичные актеры все сидели по своим вагончикам, выходили только на съемочную площадку. Дарья Мороз – я сама видела – примеривалась к маленьким сосенкам, которые росли неподалеку: «Я накопаю тут!». Говорят, что привезла в Москву карельские саженцы.
Режиссер произвел впечатление бодрого человека, который знает, что ему надо, но не всегда может этого добиться. Мы снимались в общих сценах, поэтому было не ясно, как в целом складывается кино.
Еще была забавная ситуация. Сцена проводов солдат, мы все стоим и как-то себя внутренне накачиваем. Вдруг подходит гример с тревожным лицом: «У вас что-то случилось?» Нет, мы в образе! «А, вам уже помазали карандашом?» На съемках часто используют так называемый «слезный карандаш». Это ментоловый карандашик, которым проводят под веками и артист поневоле «плачет». Нет, — отвечаем, — мы сами по себе в образе.
Вообще в кадре всегда видно, по-настоящему актер плачет или нет. Джулия Робертс, например, всегда сама плачет – у нее нос распухает, становится красным. А Олег Табаков, говорят, может плакать одним глазом. Вот это техника!
Здесь режиссер действовал четко, оговаривал для тебя какое-то поле, задавал настроение. Есть надежда, что получится хорошо.
Записала Анна Гриневич