4 июля в Театре кукол Карелии пройдет премьерный предпоказ спектакля «Стойкий оловянный солдатик» по мотивам сказки Х. К. Андерсена. Режиссер — Олег Жюгжда, мастер, известный в театральном сообществе умными и тонкими постановками классики.
Театр кукол анонсирует премьеру так: «Действие спектакля происходит во время войны: выбитые стекла, закопченная буржуйка, за окнами звуки взрывов и военного марша… В комнате играют два мальчика, лирик и физик, и девочка, мечтающая танцевать на сцене. Время военное, игрушек у детей немного: плюшевый мишка, юла, Щелкунчик, дергунчики, а также коробка солдатиков и несколько сувениров-безделушек: замок с лебедями, прекрасная Плясунья и табакерка со злым Троллем. История оловянного солдатика и его бумажной дамы сердца задумана как игра-импровизация трех детей, которые играют в андерсеновских персонажей».
«Республика» разговаривает с режиссером об этой войне, любви и нюансах профессии кукольника.
— У Алексея Германа-младшего есть фильм «Бумажный солдат», где через Окуджаву дается отсылка и к сказке Андерсена. Герман, конечно, рассказывает свою историю. Так же делаете и вы?
— Я тоже очень люблю Андерсена. В какой-то степени считаю себя «андерсеноведом», поскольку хорошо его изучил. Думаю, что я понимаю этого писателя. В свое время я делал и «Снежную королеву», и «Диких лебедей». «Стойкий оловянный солдатик», вся эта история – история странствия. Маленький солдатик оказывается во враждебном мире. Бродячий солдат возвращается к своей девушке, что ждала его все это время. Аллюзия понятная: он проходит через всю войну, она ждет — он возвращается. А потом происходит то, что обычно бывает в жизни.
— Все плохое?
— Нет, они любили друг друга и умерли в один день. Что может быть прекрасней? Спектакль задумывался как игра троих детей или подростков в то время, когда на улице идет война. Одновременно она отыгрывается здесь, в комнате. Дети играют в то, что они видят. Ради этой балетной танцовщицы он все проходит, возвращается. Текст раскладывается еще на отношение между этими тремя ребятами и выяснение каких-то важных вещей.
— А текст Андерсена?
— Нам пришлось дописать какие-то реплики за Тролля, чтобы это был полновесный персонаж. Все остальное – Андерсен. В спектакле очень много импровизационных сцен, когда в начале спектакля дети играют в войну. У Андерсена солдат просто возвращается, никто его не замечает. А тут его встречают как победителя.
— Это просто война у вас или какая-то конкретная?
— Конкретных отсылок нет, но, скорее, это Первая мировая война. Хотя все относительно. Война всегда война и связана с лишениями. Есть чуть-чуть ретро в одежде главных героев.
— Я видела фрагменты вашего спектакля «Пиковая дама». Удивительно, как взаимодействуют между собой персонажи, актеры живьем и куклы.
— Это нормально. Каждый должен занимать свою нишу, такой жанр. Здесь мы выбрали принцип игры. Игры с игрушками. Вот ребенок взял куклу, она пошла, сказала что-то, потом, может, ее выбросили или поломали… Все построено на проекциях живого человека на куклу, на ассоциировании себя с тем или иным персонажем.
— У куклы больше возможностей, чем у человека? Или с ее помощью можно достичь большей метафоричности действия?
— Нынешнее молодое поколение не умеет фантазировать, не умеет мечтать…
— Почему вы так говорите?
— Я сейчас был на фестивале в Каунасе — там был один интерактивный спектакль. Детей спрашивали, о чем они мечтают. Так вот. Не о принцессах они мечтают, а о конкретных вещах – получить планшет-приставку-телефон. Они очень заземленные. Не умеют мечтать о чем-то прекрасном и несбыточном.
— А мы в детстве разве были не такими?
— Нет, мы как раз мечтали о других вещах. И мы умели играть. Дети сейчас не играют, не общаются. У них полочка, где лежит фантазия, свободна. У них все предельно реально и конкретно. Вот в театр пригоняют детей, школьников. Когда смотришь вниз с яруса, то видишь, как они светят своими планшетами. Зачем они пришли сюда?
— Тогда лучше на взрослых рассчитывать?
— Может быть. Этот спектакль – еще одна попытка показать, как можно фантазировать, играть во что-то, придумывать.
— Художника вы привезли с собой?
— Лариса Микина-Прободяк — главный художник нашего гродненского областного театра кукол. Мы очень много лет работаем вместе.
— Вы главный режиссер этого театра. Считаете себя белорусскими режиссером или литовским?
— Белорусским, да. Хотя я ставлю везде, куда приглашают. В этом году ставил в Литве, в Рязани, сейчас здесь, потом у себя, затем – Польша.
— Режиссеры театров, где вы ставили спектакли, называют вас гением. Как вы к этому относитесь?
— Господи! Нет-нет, боже оборони. Гений – Филипп Жанти. Гениальным был Альбрехт Розер, известный немецкий кукольник. Образцов тоже гений, я так думаю. Он придумал модель большого государственного театра кукол – это то, перед чем запад всегда преклонялся. Иначе театр кукол превратился бы в семейный бизнес. Или несколько энтузиастов собрались бы что-то сделать, а потом прокатывали спектакль по стране. Большой театр позволяет режиссеру себя реализовать.
— Работает ли сейчас строгое разделение театра на виды – кукольный, драматический, музыкальный?
— Драма сейчас вовсю использует все сценические достижения. То же – в опере. Сейчас, как и всегда, есть разделение на интересный и неинтересный театры.
— Театр драматический, где используют куклы, отличается от театра кукол, где драма?
— Конечно. Есть такая профессия — кукольник. Его мозги устроены так, что он неживое может представить себе живым. Листик бумажный скрутит, научит его ходить, говорить. Научить актера дергать за ниточки можно, но нутра и души не будет. В каждом театре кукол есть кукольник, но не факт, что вся труппа будет из них состоять. Особенно это видно в театрах, где актер работает в живом плане. Настоящий кукольник исчезает за куклой. Его перестаешь замечать.
— Раньше в театральном вузе отделение театра кукол было последним, куда человек хотел поступить. А ведь профессия требует такой синтетичности!
— Да, было такое: «Все калеки и уроды поступайте в кукловоды». Требования к актерам театра кукол всегда были очень высокими. На мой взгляд, эти артисты должны быть куда лучше подготовлены, чем актеры драматического театра.
— Вы еще не сделали свой спектакль по Шагалу?
— Мне нужен художник, который может работать не для театра, а для моего личного пользования. Это моя последняя надежда сыграть еще один авторский спектакль. Шагал очень кукольный, метафоричный, у него все превращается во все. Он стихи писал интересные. Через творчество и личная жизнь просматривается.
Беседовала Анна Гриневич