Хуторяне

Встреча в лесу полна неожиданностей. Неслучайно моя подруга Лена за грибами в лес ездит на каблуках и накрашенная – вдруг принц, а она не в форме. Кто бы мог представить, когда мы поворачивали от Вокнаволока по указателю «Хутор Кормило», что за скучным названием «Музей самоваров» кроется целая философская школа.

Мы, собственно, и свернули, чтобы посмотреть музей самоваров. В России таких всего несколько, а в Карелии он и вовсе один. Чуть только свернули, как на шум толпы к нам двинуло неведомое животное на высоких ножках и с улыбкой на морде лица. Это белое нечто выхаживало вдоль загона, улыбаясь и сопровождая группу, которая вся, как по команде, достала камеры и мобильники. Не снять такую альпаку-улыбаку было невозможно.

Фото: Наталья Ермолина

А вокруг непугливые кролики, дети с рабочими инструментами, группа школьников с перепачканными мукой лицами, какие-то мужики красят детскую игровую избушку в синий цвет. В ста метрах виднеется озеро с часовней на каменистом острове.

— Откуда такие хюве тутти?

На нас идет мужик в какой-то походной простой одежде. Располагает с первого взгляда, шутит открыто и просто. Думаю, тут даже простые работяги с такой богатой лексикой. Через пару минут оказывается, что работяга — это Виктор Воробьев, хозяин хутора, глава семьи, который и будет нам рассказывать про самовары. Он высовывает голову из самоварной и с ходу ставит условия:

— Снимайте обувь, проходите, только я прошу, не фотографируйте пока ничего, а то слушать не будете. Я закончу, потом все, что понравится, поснимаете.

Мы входим в слепящую медью комнатку, за ней — налево — вторая. Обе набиты пузатыми самоварами – один другого краше и эксклюзивнее. Я думала, это будет скучно. Не-а.

— Раньше самоварами мужики понтовались, как сейчас дорогими машинами. Ведь нашего человека хлебом не корми, дай только перед соседом повыделываться. По самовару можно было судить о благосостоянии семьи. Он был в каждой семье. И по популярности был второй вещью после иконы.

Ого, думаю, тут есть Виктору чем попонтоваться. Коллекция насчитывает три сотни самоваров, каждый стоимостью в несколько сотен тысяч рублей. А начал он их собирать с бабушкиного самовара, который прошел всю войну, из которого пили чай еще с немцами в Великой Руссе. Немцы попивали чай, делились пайком да самовар нахваливали. Он не только первый, но и самый любимый. Фамильный.

— Я все это добро привез сюда на 12-метровой фуре из Нижнего, когда в Карелию переехал. Успокоился, когда понял, что всех самоваров не соберу. И вместо коллекции стал делать экспозицию. Ну нет у меня монастырского самовара, зато есть разные другие модели. Ведь их тысячи. Раньше в нашей стране были трактирные, буфетные, кофейные, сувенирные, даже самовар-эгоист на одного, себя, любимого. Я ж все, что зарабатывал, тратил на них. А теперь просто усовершенствую музей. Дешевые в 20-30 тысяч мне уже покупать не интересно, а дорогие, за 200 тысяч, накладно. Так что стал я это дело развивать. Самый большой на 200 литров выставляю на сельских праздниках в Вокнаволоке. Людям радость, и мне на сердце хорошо. Пьем всем селом чай, как в старину.

Виктор говорит неформально, не монотонно, с семейными историями и политическими отступлениями. Подпускает и юмора, и вселенской грусти. Скучать не дает.

— Я колхозник по образованию, а Оля моя эколог. Мы переехали на хутор, потому что захотели, чтобы наши дети имели больше счастья, чем обычный современный человек. Раньше было больше позитива в народе. Поел досыта – счастлив, рубаху чистую надел – счастлив. Поспал после пахоты вдоволь – большое счастье. А мы разучились радоваться простым вещам. Обвешаны гаджетами, а радости от этого не испытываем.

Семью Воробьевых кормит бизнес в Нижнем Новгороде, а хутор Кормило – это не заработок, это образ жизни, который приносит небольшой прокорм. И радость.

— У нас столько людей, посмотрев, как у нас тут красиво, заводят одну и ту же песню – хорошо тут у вас, я тоже так сделаю. Думают, легко это. А сами приедут, спят до обеда, потом ходят вокруг Оли и гремят тарелками, жрать давай. Нет бы помочь, встать пораньше. С таким подходом к жизни ни одно дело на ноги не поставишь.

Воробьев быстро вжился в карельскую среду. Перечитал всех карельских писателей. Узнал, что неподалеку есть заброшенная рыбацкая хижина Пекки Пертту. Связался с сыновьями классика, хочет восстановить и сделать в районе еще один маленький хороший объект.

— Дети у меня все умеют. Все мальчишки со своими характерами. Старший в ресторане работал все лето, так там повара удивлялись, как 16-летний подросток может так сноровисто разделывать щуку. Младшие Ваня и Егор тоже растут в диких условиях. Среди животных и природы. Нас многие называют дауншифтерами. Я и слова-то этого до конца не понимаю. Но знаю, что все правильно сделал. Потому что приехал я как-то с подарками домой, а дети где-то отсутствовали. Возвращаются, видят гору подарков. Рады, спешат все раскрыть, посмотреть. А еще, я говорю, у овец маленькие родились. И один из сыновей замирает, бросает все подарки и бежит к маленьким ягнятам. Значит, не зря я на этот хутор переехал.

Супруги Воробьевы. Фото из личного архива