В перепутье дорог

Театр военных действий

«Как-то негромко «ура!» звучало.
Больше пафоса!
Больше, больше…
Ну-ка, попробуем все сначала,
Чтоб вас услышали даже в Польше…»
Театр.
Мне кажется, это театр.
Было бы странно думать иначе.
Перед солдатами император —
резкий, надменный,
капризный мальчик…
«Эй, барабанщик,
долби тревогу!
или атаку.
Отставить ропот!
Шагом…налево!
(«Пошел ты…
в ногу!»)
…марш!
На копья возьмём Европу.
Мы выступаем в Поход Походов.
Это война,
если кто не знает.
Будет навстречу толпа народа —
всех вас, в итоге, перестреляют…»
Мальчик скакал на хромой кобыле,
гнал в атаку суровых воинов.
Мальчика слушались и любили,
шли с улыбкой за ним на бойню…

* * *

В перепутье дорог
параллельных миров
меж штампованных строк
неудачных стихов,
в перекошенных лицах,
в ненужных словах,
когда падали листья
в больших городах
мы встречались, я знаю
не раз и не два,
мы искали друг друга
две тысячи лет.
Но теперь никогда
мы не будем вдвоем…
Лишь останется боль
разомкнувшихся рук…
Я не помнил имен.
Я не видел цветов.
Я ловил каждый стон
и бродил меж холмов
и не верил в себя,
и не знал, что живу
в параллельных мирах
или здесь, наяву…

Провокатор

Ты терпелив. Такой же был Иов.
Устал, быть может. Вероятно, годы.
Ответь, мой друг, скажи без дураков,
зачем ты здесь перед толпой народа?

И отчего всё чаще в кабаках
ты речи затеваешь непростые.
Спокойнее, держи себя в руках.
Да не стреляй – патроны холостые.

Тебе бы всё наотмашь, напрямик…
Ты бородат, как недруг или предок.
Таблетка не поможет под язык
и не помогут тысячи таблеток.

И вот ты здесь. Так разве ж это Путч?
Пивной, возможно. Да и он некстати.
А ветер Революции могуч.
А ты из тех, кто первый крикнет: «Хватит!»

Встреча

Полон рот немыслимых забот,
груз грехов поклажей за плечами.
Дней земных лихой круговорот
снится откровенными ночами.
Всё забыть — как с чистого листа,
но душа отчаянно томится.
Сбросить тяжесть Общего Креста,
есть и пить, навряд ли веселиться…
Образ Божий — будто не признал
пьяного бродягу возле Храма?
сам себя жестоко наказал
и никак не выбраться из ямы.
За душой пропащей ни копья.
Помяни потерянную душу.
Горьких слёз им пролиты моря
и никак не выбраться на сушу.
Дай ему на водку, на ночлег
в память о забытом и хорошем.
Приглядись, как бывший человек
сам себя свободой огорошил.
Но молчишь. Как будто не признал
старого потерянного друга.
Посмотри, как низко он упал,
побеждён болезненным недугом.
Он бормочет что-то невпопад,
дышит вслед сивухой и отрыжкой.
Вот так встреча! Что же ты не рад?
Но по новой — «как бы что ни вышло…»
Не спасает боль от суеты.
Память слёз — отличная наука.
«Это ты?..
Послушай! Сука! Ты!
Как тебя, отъявленная сука?..»
Ты застыл как памятник себе,
прошлому находишь оправданья.
Бывший друг, оставленный в беде,
просит возле Храма подаянье.
Нищий оборванец и дурак
в душу тебе скалится, хохочет.
Ты дрожишь, суёшь ему пятак.
Он опять приснится среди ночи.

* * *

Так хочется пройти,
но не напрасно –
иным путём,
судьбе наперекор,
в любых тонах
и даже в чёрных красках –
уйти за грань,
перешагнув забор.
За гранью – грань,
заставы и дозоры…
Но ты всерьёз
не очень-то устал –
шагнул за грань,
возможно, это горы,
но ничего о жизни не узнал…

* * *

Ты любишь холодный борщ,
не любишь салат из свёклы.
Ты мог бы не спать всю ночь,
А мог бы уснуть как мёртвый.
Не тронет твоей души
её вероятный окрик.
Ты мог бы и не спешить,
но должен казаться твёрдым.
Вы вместе не первый год,
привыкли играть на нервах.
А, впрочем, ты идиот.
Она, вероятно, стерва…

* * *

Вот они — лихие годы.
Ждали, ждали, что скрывать?
Шапки в снег. Даёшь свободу!
Всё едино погибать.
Русь охвачена пожаром
аж до неба, на века.
Нам не выбраться, пожалуй —
эта яма глубока.
Долетишь ли, Птица-тройка?
Лучше порознь, чем никак.
Выбирай с которым в койку
поздорову, за пятак…
Малой, Белой и Великой,
разделившейся в себе,
Крест срубили в Поле Диком
при Архангельской трубе.
Выйдет панам, как и прежде,
своя мера серебра.
Пусть речёт правобережно
метафизика Днепра.
Отчего ж не эдак, братья? –
передрались меж собой.
От распутья шли к Распятью…
Со святыми упокой!

* * *
Откуда столько тараканов
в убогой хате дурака?
Зачем он здесь в халате драном
на гостя смотрит свысока?
Ему видней. В подлунном мире
он всё на свете наперёд
познал как дважды два четыре,
и свет на многое прольёт…
Враги врагов – соседи снизу
уже затоплены не раз.
Их бесконечные репризы,
его дотошный парафраз
приелись людям в этом доме,
сыром и грязном как подвал.
Когда ж они его прогонят,
чтоб в разговоры не вступал?
А он живёт в своей коморке,
шипит несвязные слова,
давно не делает уборку
и рубит мебель на дрова.