Онежская повесть

*  *  *

Наступило карельское лето и

Непременный душевный раздрай:

За дождями дожди, за просветами –

Замороченный моросью край…

 

А под вечер посыпалось, будто бы

Из-за порванных пыльных завес

Полетели с лугов незабудковых

Одуванчики белых небес.

 

И когда на закате разведрило,

Отодвинуло облачный фронт –

Раздуваемый вольными ветрами,

Полыхнул золотой горизонт.

 

Где широкий просвет намечается,

Проступает над лесом вдали,

За краями судьбы не кончается

Незабудковый вечер земли…

 

 

*  *  *

Трещали столы под дарами,

Кадык заострился до блеска:

«В Карелии чай с комарами»…

В поэзии  – Игорь Шкляревский.

 

Подвинулся вместе со стулом,

Заслушались, в шею не гонят.

И мерную чашу качнуло

Чуть выше свободной ладони.

 

О доме, о долге, о славе,

О чем он подумал при этом?

О бедной великой державе?

О рано ушедших поэтах?

 

Охваченный образом сильным,

Словесную чувствовал тяжесть:

И горе, и счастье России –

Все в этой качнувшейся чаше…

 

И выпил, и выдохнул разом,

Себе самому отвечая:

«В Аравии небо в алмазах,

Но нет комариного чая…»

 

 

ПОСЕЛОК ШУЯ

Поля

За трассой поселковой –

Заполонил гусиный гам:

Растекшись чашей ледниковой,

Вернувшись к прежним берегам,

Онего шумное бушует!..

На травы жухлые подул

Весенний пал…

Клубится Шуя,

Рассыпав домики по дну

Бескрайнего былого моря,

Где льдов истаяла душа,

И валуны на рыжем поле

Навстречу памяти спешат,

Кипевшей в северных широтах,

Вознесшей их

Наверх волны!..

Поднялись птицы,  в час отлета

Укрыв крылами валуны,

В клубах задымленного неба,

Соединив в единый миг

Ледник и пламень,

Быль и небыль,

Из глубины летящий

Клик…

 

*  *  *

Раздухарились тетушки –

За рюмочкой – сегодня –

С какой такой охотушки? –

Припомнив новогодье

Под рыжик и селедочку,

Огурчики из банки:

– Как в детстве ждали елочку…

– А ноне? Елки-палки! –

Летят года, родимые! –

Вприпрыжку и в присест

Вкруг елочки ходили мы,

Зашли – в еловый лес…

 

С какой такой заботушки,

Причуды и рожна? –

Вздохнули разом тетушки

И – выпили до дна.

 

 

ОНЕЖСКАЯ ПОВЕСТЬ

На краю земли, русском Севере –

Синь озер лесных, глубь веков –

Распахнулись глаза Карелии,

Не увидите берегов…

 

На завод пошел он с пятнадцати:

Служба в армии, все дела…

К двадцати пришлось перебраться ей

В город маленький из села.

 

Со свиданья на тихой пристани

Стал он девушку милой звать…

Сколько лет быстротечной жизни им,

Долгих ноченек зимовать?

 

К скалам северным волны ластятся,

Лес узорчатый – напоказ:

Жить-любить бы им. Да не ладится

От венца к концу пересказ.

 

Где та лодочка с белым парусом,

Даль онежская – ключ со дна?

К селам, фабрикам – власть безжалостна:

То разор в стране, то война…

 

От безденежья он отчаялся,

Первый друг в беде – алкоголь.

Стала милая, получается,

Не любовь таить, а люболь.

 

Не навет про то, не напраслина:

Воля б автора – и они,

Не в пример другим, были б счастливы…

Ажно умерли днем одним.

 

 

БЕЗ ПЯТИ

                         Светлой памяти родителей

 

В зимний сумрак

сквозь сон,

приоткрытую дверь

слышу родины радио-гимн,

не привыкнуть никак,

что включается он

в шесть утра.

Не умолкнет теперь

в кухне черный динамик.

И часом одним

будет чайник отец кипятить.

Кашлять. С радио спорить.

Прихлебывать чай.

Обуваться.

Рассчитано всё,

чтобы быть у ворот заводских –

без пяти…

 

К передаче

«Карельский наш край»

без пятнадцати семь

сядет мама за стол,

не решаясь будить

сыновей…

И пока

об успехах

динамик поет,

звонче труб водосточных гремя, –

мама сделает массу

полезных вещей

и – под вести с полей,

космонавтов полет –

в полвосьмого

разбудит меня…

 

Мыло. Каша. Портфель.

Как в чернильницу день

городской

обмакнула зима.

Осветились дома,

где по времени шла

«Пионерская зорька».

Уже – без пяти…

Брата младшего в садик

на санках везти –

по пути –

К девяти

школа окна зажгла…

 

Только что это я

Не поднялся еще?

Без пяти – пятьдесят,

Быстро годы летят.

За окошком темно…

В доме радиоточки

убрали давно,

как – из многих других

постсоветских домов.

И на долгую ночь

опускается тишь…

 

Но послышались

первые фуги трубы! –

до заплаканных снов,

до беды, до судьбы,

свет из яркой прихожей

забрался в кровать,

пропуская

сквозь веки прикрытые

Гимн,

и «Карельский наш край»,

и за ним, и над ним

будет «Зорька» вставать!

 

Я теперь не усну…

Через щелочку

время свое обману. 

 

 

МЯТИНА

Мне ночью бабушка приснилась –

Светилась райская душа:

«Олег, мятина изменилась…»

В какой момент я оплошал? –

 

Пытал себя, искал у Даля

Разгадку бабушкиных слов! –

Да только истина простая

Скользила бледной тенью снов…

 

Не сплю, ворочаясь в постели:

Какой еще открыть словарь?

Прохожим в мартовской метели

Застыл, ссутулившись, фонарь…

 

Из дремы – вновь пахнуло хлебом

И мятой, скошенной травой…

Умяв горячий колоб, мне бы

Услышать снова: А-вой-вой! –

 

И – сё, сё, сига, сё*– из детства–

И дё, дё, ваза, дё,** – сквозь смех! –

Как ты звала мятиной – тесто,

А может – долгой жизни век…

 

Обняв фонарь метельным снегом,

К весне насупилась зима,

И Слово выхвачено светом

Для всех блуждающих впотьмах…              

                                     

*сё, сё, сига — ешь, ешь, поросенок (вепсск.)

**дё, дё, ваза — пей, пей, теленок (вепсск.)

 

ВОЙНА              

Межусобицы  постсоветские,

Миф о киевском языке…

И поджоги слепят одесские,

Отражаясь в Днепре-реке.

 

И осталась сестренка в Харькове

За кордоном в своей стране…

Ельцин с Рейганом «мир» накаркали –

К горькой славе, худой войне.

 

Вдоль границ фронтовых Украины –

В бога, душу, единый мат! –

Из окопа шмаляют каины,

А в другом – умирает брат.

 

Кто на новой, гражданской выстоит? –

Расцелованы образа –

В террориста каратель выстрелит,

Чтоб друг другу закрыть глаза.

 

И в содеянном не раскается,

Защищая Луганск, Донбасс,

Тот, кто в смертную мглу провалится,

Исказнив покаяньем нас…

 

 

*  *  *

Картофель финский везут в село,

Курей голландских – и дело швах:

Людей немало с земли ушло,

Когда бы в город – смотреть «Аншлаг» –

 

Пустеют маленькие города.

Гудят – в репейнике –  ветряки…

Когда не смеяться до слез – тогда

Россия наша умрет с тоски

 

Под Богом, забором, чужим столом

С сивушной стопкой – да мимо губ…

А на иконе в углу пустом,

В глазах Господних – такая глубь.

 

 

*    *    *

Владимир, Суздаль, Александров –

Намоленная старина:

Осенний воздух осиянный

Вдыхай – не выберешь до дна,

 

Вплетенной в храмовый орнамент,

Волны – под берегом баским.

Из века в век… Что было с нами,

Быть может, важно и другим? –

 

Сердечный свет, дела и мысли,

Колодезное бытиё…

И говорит о вечной жизни –

Неисчерпаемость ее.

 

 

*  *  *

И посадский платок к лицу,

И простой васильковый узор…

И идет Золотому кольцу,

Городам русским – чист-подзор

 

Медных листьев, крестов в облаках…

Эта роспись осенних дней

Будет тлеть и тускнеть в веках –

Только свет от нее сильней.

 

На Нерли, на реке Оке

Русь узорным платком легла:

Золотое кольцо – на руке,

В сердце – белые купола.

 

 

*  *  *    

Поставить чашку на пол среди ночи…

Открыть фрамугу в спальне. Быть глотком

Твоим, любимая, – живительным, проточным–

Как этот тюль, раздутый ветерком,

Приворожён, окутан звездной пылью…

От донца чашки отрываю взгляд:

Двух нежных рук раскинутые крылья

Навстречу звездам все еще летят!

 

 

СОН ОБ ИТАЛИИ

Да разве не сон – Рождество без зимы?

Цветы – на балкончиках Рима.

Дивились на фрески Флоренции мы,

Сливаясь с рисунком незримо.

Китайский наушник – один на двоих –

Чтоб с милою не разлучаться

В кварталах Сиены, где Санта приник

К окошку… Еще удивляться

Мы в силах Венецией, взявши бокал,

Каналами – в стразах муранских…

И снова Флоренцию отсвет ласкал

Витражный – на мраморном глянце:

Склонился над шаром земным Галилей,

Отвесил поклон Алигьери,

Взглянул Микеланджело в души камней

И сумрак соборный развеял…

Дрожала меж нами наушника нить

С рассказом о роли искусства…

И хочется дни новогодия длить –

В заснеженном городе русском –

Увидеть дороги, ведущие в Рим,

Две тени под пинией зимней:

Парит в сновиденьях, средь сумрачных зим,

Балкон, где стояли с любимой…

Бон джорно,* Италия! – фрески твои

Сквозь сон продолжают движенье:

Узором, лозой, проводками любви

Увито твое Возрожденье!

 

 

*  *  *

Молчат деревья,

Пока не зашепчутся

В темных кронах

Влажные листья.

Молчат озера,

Пока не столкнутся волны

С тихими берегами…

Поэтов не слышат,

Пока в их строчках

Не зашумят листья,

Не побегут волны…

 

 

*  *  *

                 «…на Родосе летом дождей не бывает»

                               из туристического прайс-листа

Отдых в Греции – две недели

Пляжей, бухт – неразменный грош

Для хозяев таверн, отелей.

И июньский обходит дождь

Остров Родос…

Ручьи в долине

То ли бабочек, то ли сов.

И трезубцем сверкнувший ливень

Сразу вымочил до трусов.

Что тут сетовать: абы, кабы.

Удержаться бы на плаву…

Снизу лезут на камни крабы,

Сверху – молнии рвут листву.

Говоруньи – примолкли внучки,

Мама рядышком – не вопрос.

Можно тихо сидеть на ручках

И – а ля Индиана Джонс –

Под ногами искать мосточек,

Ощущая опасный крен,

Если верить сердечко хочет,

Что помог от загара крем,

Что прорвется семья, не труся,

Сквозь потоки земных стихий!

Оттого – и вода как с гуся,

Оттого и текут стихи

На бумагу…

Из точки в тучку –

Все восторги затмил в разы

Миг, когда прижимал я внучку

К сердцу гулкому от грозы.

 

 

ДЫХАНИЕ 

Дыхание обдувает жаром.

Дыхание обжигает холодом,

Царапая гортань.

 

Дыхание возвещает о жизни

И прерывается – в смерти.

 

Первый вздох. Последний вздох.

 

Но – теплеют озябшие руки любимой,

И тянуться губы ребенка

К ложке остуженной тобой

Молочной каши:

 

Мир преобразился,

Наполнился любовью и нежностью

От твоего дыхания.

 

Вспыхнул розовый куст.

Заслезились звезды.

Ожили сокровенные страницы.

 

Не бояться ни жары, ни холода –

Истинные чувства.

 

 

СЕКРЕТ

Таинственный, неведомый, лучистый…

Под стеклышком, в утоптанной земле –

Сокрыт «секрет» всей бесконечной жизни,

Раскрой его и – можно обомлеть

От серебринок, лучиков, узоров

Оберток от печенья и конфет –

Протри стекло и – просветлеют взоры…

Ах, как велик тот маленький «секрет»! –

Я с давних пор, в его открытья веря,

Пригоршней буквиц присыпаю лист…

Тайник души заветный – не потерян,

Со стеклышка – смахнет песчинки жизнь.

 

 

*  *  *

Не рубите, не режьте, не рвите!

А, качнув на ладонях, – подуйте:

Сами, сами развяжутся нити, –

Расплетите слова, расколдуйте

 

Вязь волнительных строк! – на живое

Узелки затянулись когда-то…

За сужденье о них ножевое,

Неприятье – беспамятство плата:

 

Полоснет – равнодушно и остро –

И забудет о том победитель…

Нити памяти стянуты просто –

За любой узелок потяните,

 

Крутаните проворно, как прежде,

Веретенце прабабкино снова,

Ощущая кудельную нежность

С моим детством сплетенного Слова.

 

Не рубите, не режьте, не рвите! –

Хоть такое и принято всюду –

Строф моих узелки развяжите,

Оттого они памятней будут…