* * *
Составчик тронется. В окошке — поля, забрызганные кровью
Трепещущих червонных маков, ленивые стада коровьи,
Телега, пегая кобыла… Да неужели грянет лето
Ликующей шляхетной волей? О Господи, за что мне это?
Помилуй мя сегодня, Боже. Как пережить святые хаты,
Полынь и жаворонка в поле, и хлеб — лучистый и богатый?
Потом вокзал земли чуть выше, хромой автобус… Снова, снова
С великой жадностью глотаю слова гортанной ридной мовы.
Неспешно распахнет калитку мне дворик – беден, но приветлив.
И с непривычки долго-долго не попаду щеколдой в петлю.
Утро
Петух поет. Уж Петр отрекся.
В хлеву промекает коза,
По-человечески увлекшись
Благую весть пересказать.
Петух поет. Затихнут мыши
В полноголосой тишине.
Калитка стукнет еле слышно,
Проступят знаки на стене.
И призраки былых трагедий
Растают в росчерке кустов.
Тревожно тявкнет у соседей
Трезор с ободранным хвостом.
Сама собой соскочит пробка
С бутылки доброго вина.
И хмель дохнет невинно, робко…
Отрекся Петр. Его ль вина,
Что спит ребенок в сладкой неге
Неведенья?
Отрекся Петр.
Отзвездило.
Довлеет дневи
Забот его. Петух поет.
* * *
Я научусь доить козу. Когда-нибудь. Я обещаю.
И возле печки шею гнуть, до крови драить пол дощатый.
Я научусь произносить: йида, сокыра и крыныця,
И от рассвета до темна в саду подсолнухом крениться.
Когда-нибудь я научусь к обеду вылепить галушки,
На смальце шкварок припущу до щей, как любят все хохлушки.
Я полной пазухой телес гордиться буду белых-белых,
Когда коханый человек ко мне притронется несмело.
Меня коханый назовет любезно не женой — дружиной.
Я научусь доить козу. Когда-нибудь. Не в этой жизни.
* * *
В дороге все без исключенья
Покрыто золотистой пылью,
Танцующей в косом сеченье
Лучей над проседью полынной.
Дыханье знойное на коже
Оставит след случайный, грубый,
И тот же вечный прах дорожный
Осядет на сухие губы.
Дивлюсь заботам малой птахи.
Не жнет она, но знает дело…
Какой любви ты ждешь, из праха
Случайно слепленное тело?
* * *
Благоухащие дни.
Безумные глаза пеонов
И стрекотание пилы,
И сладко смокчущий котенок
У матери под животом —
Все чувственно, природе внемлет…
Глотая смерть открытым ртом,
Серебряные рыбы немы.
Бока исполнены икры
У жертв обыденного пира.
Но нас не трогает их крик
Отчаяния, прощания с миром.
Молитва
Здесь не глаза у женщин — очи.
Из рока в рок не жизнь — життя.
И так звучит молитва: Отче!
Мне не о чем просить тебя.
Уразумей мою никчемность
Перед Тобой. Даруй мне то,
Чего сама просить не смею
За леностью и суетой.
Молюсь открыто в сердце бедном.
Тебе ль не знать, что мне потребно?
Ночь
Как незаметно зреет ночь для глаз полуденных ярила!
Проступит серпиком луны в двунадесятую от силы
И затеряется средь крон предупрежденьем еле внятным
Для жертв и падальщиц-ворон мистерии грядущей жатвы.
Томимы совестью, весь день в темнице совы пялят очи.
Не бойся! Загляни смелей безжалостной колдунье ночи
В преображенное лицо. Оно такое человечье!
Но детский ужас темноты не отличим от страха смерти.
Страшный сон
Я помню сон. Я пам`ятую, да,
Как мы плывем, худой лодчонкой правя.
А темная исполнена вода
Покойников, что бревнами на сплаве
Несутся по теченью, слепо так
Уставив очи в небо… Сыну, слухай…
А ты в той лодке гарный был казак,
Я – стара матерь, дряхлая старуха.
Как кровь, красна река. Як кров.
Вот челн плывет, хлебая воду боком.
По праву руку – крутояр и ров.
По ливу руку – тэмно и глыбоко.
Не бойся, сыну, это только сон.
Малютка, спи. Ще родина нэ вмэрла.
Цветет полынь, и думать не резон
О смерти нам. Ведь страшных пушек жерла
Пусты, в них белый ветер отдохнет,
Совсем как ты, пригожая дытына,
Остання радость… Ворон не клюет
Остывшей плоти у худого тына.
Богато брызнет васильками рожь,
Блакитно-жевтый плат раскинет поле,
И выкатит луна поблекший грош
Над бедной хатой, что не знает боле
Войны… Но пам`ятую страшный сон:
Течет река кровава и ленива,
И лихом засевают небосклон.
Мы ще побачим, яки будуть жнива.
Сетевое издание
RSS Лента