«Я всю жизнь шла к раку»

Мастер-класс со стилистом задерживается почти на час — вечером на Чапаева ужасные пробки. В ожидании ведущей пьем чай с сильными духом, обсуждаем предстоящую лекцию.

— Психология цвета… надо же. Я слышала, красный от рака защищает!

Валерия вообще красный любит. Фото: «Республика» / Николай Смирнов

Когда стилист наконец появляется, времени на мастер-класс уже почти не остается — о мистических свойствах красного цвета, поговорить не успеваем.

Дамы выполняют простые тесты — выясняют, насколько довольны своей внешностью, определяют тип личности, рисуя геометрические фигуры, обсуждают «Служебный роман». До стиля и психологии цвета разговор так и не доходит.

«Сильные духом — красивые всегда», мастер-класс стилиста. Фото: «Республика» / Николай Смирнов

«Сильные духом — красивые всегда», мастер-класс стилиста. Фото: «Республика» / Николай Смирнов

«Сильные духом — красивые всегда», мастер-класс стилиста. Фото: «Республика» / Николай Смирнов

Елена Козина решает тесты вместе со всеми. Хотя ей это собственно ни к чему: Елена сама психолог.

Елена Козина

Елена Козина. Фото: «Республика» / Николай Смирнов

— Я психолог по образованию — периодически консультирую, лекции читаю. Мне кажется, мне было попроще. Я могла работать над собой: со своими мыслями, выводами. Хожу на тренинги и понимаю — у меня уже все проработано.

Многие не могут на эту тему разговаривать. А я могла. Здоровые люди обычно стесняются, когда слышат слово «рак» и не знают, что дальше говорить. А я все эмоции уже пережила, говорила всегда спокойно. А сейчас, когда все уже прошло, стала замечать, что когда эту тему заводят, губенка начинает дрожать.

Елена Козина. Фото: «Республика» / Николай Смирнов

Узнала о диагнозе я прошлым летом. Я когда шла за ответами, была на 100% уверена, что у меня ничего нет. Хотя опухоль нащупала сама — она была огромная. Поэтому мне поставили вторую стадию. У меня даже в мыслях не было, что это рак.

В кабинете врачи мне разрыдаться так и не дали. Очень профессионально сработали. Как я доехала до работы — не знаю, я еще за рулем была. Меня никто с работы не отпустил — я работала администратором в кинотеатре. Помню сидела закрывшись на складе, два часа ни с кем не разговаривала. Не знаю, почему меня тогда не отпустили — растерялись, наверное.

Маме сразу позвонила. Она сразу села на автобус, из деревни приехала. А я в таких ситуациях люблю быть одна. Я ее отправила обратно.

За неделю до того, как я узнала о диагнозе, я познакомилась с мужчиной. Я ему ничего не говорила месяц, потом, когда меня положили в больницу, послала сообщение. Хотела, чтобы у него был выбор. Глядя в глаза, сложнее решить. Он пришел вечером с цветами. Год был со мной рядом. А потом, когда УЗИ показало, что все хорошо, мы расстались. Все равно я благодарна за то, что он был со мной.

Лечение было очень тяжелым. До последнего думала, что не будет химии. Врач сказала, что не будем делать, если анализы покажут меньше 20% раковых клеток. У меня было 32, это значит, надо обязательно. Я прямо в кабинете и разрыдалась — такие волосищи длинные были.

С короткими волосами я никогда не ходила, всегда были длинные. Фото: «Республика» / Николай Смирнов

Химия была 30 декабря. Помню: наложила тонну косметики, приклеила ресницы, брови — своих не было, а кожа все равно такая зелено-синяя была. Все равно пошла на корпоратив. А в этом году пошла со своими волосами, со своими ресницами — обалденно.

Всю прошлую зиму я проходила лысая. У меня работа по 12 часов. 12 часов в парике. К вечеру от этих резинок уже начинался психоз. Заходила на склад, снимала его. Тяжело было очень: после химии глаза сохнут, губы сохнут, пить постоянно хочется.

После каждой химии дают 5 дней больничного. А из организма она выходит по 3 недели. Что там эти пять дней.

Фото: «Республика» / Николай Смирнов

Я вспоминаю это с ужасом. Но без этой болезни, я не сделала бы тех выводов, которые сделала. Сейчас я могу сказать, что я счастлива. Ради этого ощущения, я бы прошла через все это еще раз.

Я докопалась до причины. Врачи виноваты в том, что это случилось? Нет. Родители? Нет. Друзья — нет. Бог — нет. Экология — в это я тоже не верю. Только я. Это все твои поступки, твоя энергетика. С этим пониманием проще. Жаль, что только сейчас я это поняла.

Всю до этого жизнь я шла к раку. Своими помыслами, своим образом жизни, своими действиями. И если в голове ничего не поменяешь, он вернется.

Я была эгоисткой, я жила для себя. А сейчас у меня все вообще по-другому. У меня собака из приюта, и мы с собачниками недавно накупили целую машину всякой вкуснятины, отвезли в приют. У мальчика знакомого, 16 лет, родители алкоголики. Я дала себе слово, что сама буду без денег сидеть, а ему пакет с продуктами покупать. И я поняла, что счастье — это не когда у меня полный холодильник деликатесов, и я сижу, это ем. А то, что я поем макарон, а мальчику пакет отдам. Вот это счастье. А богатство — ерунда.

Для этого болезнь и дана. Чтобы остановиться, чтобы понять. Моя знакомая говорит, что рак ей был нужен, чтобы услышать пение птиц.

Я поняла, что приятнее делать добро другим. Сейчас у меня море дел.

Жизнь продолжается: работа, спорт. Хожу в спортзал. Стараюсь на верх особо упражнений не делать — лимфоузла нет, мне пока нельзя. Врачи мои занятия не приветствуют, но у меня этого не отнять.

На гормонотерапии выпечку редко себе позволяю. Тут чуть-чуть упустишь, и тебя понесет. Фото: «Республика» / Николай Смирнов