Покаяние

Журналист «Республики» поехала со священником в одну из колоний Сегежского района, чтобы своими глазами увидеть, как верят люди за колючей проволокой. В проекте «Православная Карелия» - авторский репортаж Анастасии Залазаевой из «Онды», колонии для больных туберкулезом и ВИЧ-инфекцией.

[parallax-scroll id=»420905″]

 

В церкви колонии №4.
Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев


— В Петрозаводске колония строгого режима для первоходов. В Медвежьегорске — больница закрытого типа, в Сегеже — колония общего режима, в Надвоицах — колония строгого режима для рецидивистов. Она самая сложная, строгая, — рассказывает в дороге отец Леонид (Леонтюк).

Мы едем в «Онду». Так — по названию ближайшей реки — в среде заключенных называют лечебно-исправительную колонию № 4 в Сегежском районе. Она находится в поселке Верхний, недалеко от Надвоиц. Здесь содержат заключенных, которые больны туберкулезом и ВИЧ-инфекцией. Отец Леонид будет служить литургию в день великомученика Пантелеимона.

Отец Леонид несет послушание работы с подследственными и осужденными 18 лет. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Отец Леонид несет послушание работы с подследственными и осужденными 18 лет. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Отец Леонид, офицер запаса пограничных войск, официально занимает должность помощника начальника Карельского управления ФСИН России по организации работы с верующими. Такую должность ввели в 2016 году по всем регионам. Их представителей готовили на высших академических курсах в Рязани.

Настоятель Сретенского храма в Петрозаводске занял пост во ФСИН не случайно: уже 18 лет он несет в епархии послушание работы с вооруженными силами, правоохранительными органами и с заключенными.

Он ездит по всем колониям Карелии, служит, совершает таинства: крестит, венчает, исповедует. Читает лекции не только о православии, обо всех религиях. Работает и с теми, кто находится в СИЗО.

— Я прихожу в камеру вместе с инспектором, так как я тоже являюсь сотрудником. И мы задаем вопрос: хочет ли человек пообщаться со священником. Начинаю обычно с простых житейских тем. Если ему это интересно, продолжаешь разговор. Один раз только женщина закатила истерику, кричала: «Что вы мне здесь попа привели?». Но обычно все адекватные. Одно дело, когда с тобой человек в форме говорит, — сразу напряжение возникает. Другое дело, когда говоришь со священником.

Отец Леонид воцерковлен с детства. Отслужив девять лет в пограничниках, он решил стать священником. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Отец Леонид воцерковлен с детства. Отслужив девять лет в пограничниках, он решил стать священником. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Слушаем историю молодой женщины, с которой отец Леонид общался сегодня в СИЗО.

— Тридцать лет, приятная, хорошая. Она просто в ужасе. С июля сидит, но даже боится произносить слово «камера». Ее беда в том, что любит она молодого человека, живут они вместе. Он был закодирован. Как я понял, там были еще и наркотики. Год продержался, запил и начал ее избивать. У нее в руке оказался нож, она его ударила, — рассказывает батюшка. — Он остался жив, а ей светит семь лет за нанесение тяжкого вреда здоровью. Так самое страшное, что, по ее словам, следователь, тоже молодая женщина, приходит и говорит: сознавайся, я тебя все равно посажу, ты убийца.

— Почему вы им верите? Мне кажется, преступники редко считают себя виноватыми.

— Я знаю, что они меня часто обманывают. У меня есть доступ к базе заключенных, где есть вся информация, но я принципиально не читаю, потому что мне потом будет сложно общаться с этим человеком, — отвечает отец Леонид. — Это такой метод. Их все постоянно обвиняют. А тут появляется человек, который оправдывает. Человек, который искренне тебе верит. И они это видят. В конечном итоге они сами рассказывают, как все было на самом деле.

— Вы не боитесь общаться с больными, ведь есть риск заразиться?

— Боюсь. Как военный вам скажу, все боятся. Но страх должен быть разумным. Лишнее геройство ни к чему. Когда вернетесь домой, постирайте всю одежду, плотно поешьте и 50 граммов не повредят. На сытый желудок туберкулезная палочка не развивается.

 

[parallax-scroll id=»420910″]

 

Онда.
Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев


Зона

— У вас на столе журнал «Фома» лежит. Это вы читаете?

— Читаю. Приходит на учреждение постоянно. Один в красный уголок идет, другой я обычно начальнику отдаю, но пока он у меня лежит, — говорит замначальника колонии № 4 Юрий Сенканец. Перед тем как войти в зону, мы в его кабинете.

Юрий Сенканец курирует на Онде кадровую, психологическую, воспитательную и социальную работу. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Юрий Сенканец курирует на Онде кадровую, психологическую, воспитательную и социальную работу. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Снаружи зоны высокий забор, колючая проволока, камеры, смотровые вышки. Периметр регулярно прочесывают сотрудники с собаками. Внутри — клумбы с цветами, у столовой небольшой огород с картошкой, тут и там ростовые куклы — медведь, Айболит, УФСИНовец, есть даже Петр Первый. Все сделано руками заключенных.

— Люди украшают свое место жительства. Пытаются хоть каким-то образом разнообразить, чтобы не так было серо, — поясняет Юрий.

Заключенные кучкуются в беседках для курения. По регламенту им положено отворачиваться спиной, когда идет кто-то посторонний — мера предохранения от туберкулеза.

 

— Здесь все режимы: и особый, и строгий, и общий; и первоходы и многократно судимые. Разделения нет, потому что это лечебное учреждение. Делят только на «выделяющих» и «невыделяющих», потому что совместно их нельзя содержать, —  объясняет Юрий о своих подопечных.

«Выделяющие» — с открытой формой туберкулеза — носят медицинские маски. Сотрудники колонии никаких средств защиты не используют. Регулярные медосмотры, забота об иммунитете и привычка не дают заразиться. Говорят, есть 80-летний ветеран, который отработал здесь 50 лет и ни разу не болел.

Живут здесь в общежитиях, по 40-50 человек в одном помещении. Двухъярусных кроватей нет — колония заполнена только наполовину.

День на Онде начинается в шесть утра. С 7:30 заключенные работают. Все в соответствии с Трудовым кодексом: восьмичасовой рабочий день, хоть и небольшая, но зарплата, официальное трудоустройство, стаж, отчисления. В колонии есть швейное, деревообрабатывающее производство, ферма. Заканчивают в 16:30. После — личное время: кто смотрит телевизор, кто письма пишет, читают, занимаются спортом.

В ЛИУ №4 содержатся 400 заключенных. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

В ЛИУ № 4 содержатся 400 заключенных. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Часть заключенных не работают по медицинским показаниям. Многим по этим же причинам положено усиленное питание. В меню колонии свинина, говядина, рыба, овощи, молочка, выпечка.

— Если человек хочет, он может за свои деньги купить пельмени, например, курицу гриль, шашлык. У нас есть кафе, — говорит Юрий. —  От родственников получают посылки. Но их число в год лимитировано.

Тех, кому нет 30 и кто не окончил школу, в обязательном порядке учат. Кроме того, можно получить профессиональное образование, в колонии есть ПТУ. Тут даже собственное телевидение. Записывают на камеру тюремные праздничные концерты и транслируют их. Проводят спортивные соревнования, участвуют во всероссийских творческих конкурсах.

— Колонию иногда называют детским садом. Потому что здесь за каждым надо пойти, за каждым надо посмотреть, каждого накормить, напоить, чтобы у него все хорошо было, — невесело улыбается замначальника.

— В чем, по вашему мнению, основная психологическая проблема в местах лишения свободы? Почему это считается наказанием, если тут почти как в санатории?

— Ограничение свободы передвижения, невозможность общаться с близкими, друзьями. Жизнь по строгому распорядку, когда ты не можешь делать то, что ты хочешь. Постоянные проверки, контроль, — говорит Юрий. — Забор в колючей проволоке давит.

— А осознание своей вины, раскаяние и самокопание?

— Кто-то осознает и переживает свой проступок. Кто-то считает для себя это нормой. Есть люди, которые по 10-11 раз судимы. Они никогда уже не будут переживать за то, что они сделали. Потому что они так живут. У них свои особенности поведения. Кто-то целенаправленно возвращается в колонию: здесь их кормят, крыша над головой, работа, деньги. Таких много, особенно перед зимой «заезжают».

Общаясь с сотрудником колонии, понимаешь, что стены с колючей проволокой давят и на него.

Заключенные особого режима и лагерные надзиратели безумно похожи. Язык, образ мыслей, фольклор, эстетические каноны, нравственные установки. Таков результат обоюдного влияния. По обе стороны колючей проволоки — единый и жестокий мир.

Сергей Довлатов «Зона»

 

 

[parallax-scroll id=»420932″]

 

Храм святого Пантелеимона в ЛИУ № 4.
Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев


Служба

Храм святого великомученика Пантелеимона в колонии № 4 — первый тюремный храм в Карелии. Его заключенные строили своими силами, сами писали для него иконы. Обычно здесь служит иерей Игорь из Надвоиц, приезжает примерно раз в месяц. В остальное время обитатели колонии молятся сами.

Приход здесь небольшой — человек 30-40. Отец Леонид объясняет это тем, что в храме не было литургии. Причащаться с одной лжицы (небольшая ложка с крестом на конце рукояти), как это делают в обычных храмах, больным туберкулезом нельзя.

— Вот только второй раз здесь будет литургия. Мы решили использовать одноразовые ложки и салфетки. — Я везде смотрел, нигде запрета нет. Когда больных причащают, тоже индивидуальные ложки используют.

В храме святого Пантелеймона есть староста из заключенных. Он следит здесь за порядком, собирает верующих по отрядам и строем ведет в церковь.

— В основном, берут самого набожного, — объяснил замначальника колонии. — Чтобы человек знал правила, умел читать церковные тексты и молиться.

Перед службой. Фото: ИА "Республика" / Сергей Юдин

Перед службой. Фото: ИА «Республика» / Сергей Юдин

— Все записки написали? — пока батюшка готовится к службе, староста храма Сергей собирает записки.

Пришли человек 30, но в храме стало тесновато. Стены всех помещений увешаны образами: маленькими, бумажными — каждый прихожанин хочет оставить память о себе. Перед литургией заключенные старательно выводят имена на клочках бумаги. Кто-то внимательно изучает книги.

 


Староста храма в колонии №4. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Староста храма в колонии № 4. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Сергей, староста храма. Родом из Нижневартовска. Сел, когда не было еще 30 лет, по 228-й статье за наркотики. Общий срок — шесть лет и пять месяцев. Освободится через два года.

— Вы были верующим человеком на воле?

— На воле я был в храме три раза. Потом, когда на Лабытнангах (колония на Ямале) был в ИК-8, начал ходить. Там парни ходили и меня стали звать. Даже курить бросил, когда начал ходить в церковь. Начал общаться с православными, это, наверное, тоже повлияло.

— Что вам дает посещение церкви?

— Мне лично дает настрой духовный. Понятия на жизнь, на все меняются. У меня в голове вообще все мировоззрение поменялось. Когда я выйду, точно не прикоснусь к наркотикам. У меня же дочка есть. Надо выйти, дочку поставить на ноги. Одевать, обувать, в школу вот сейчас пойдет, в первый класс.

— Когда выйдете на свободу, продолжите ходить в церковь?

— Думаю, да. Хотелось бы. Но когда выйдешь, надо сначала на ноги встать, работу найти. А дальше там уже видно будет. В субботу, воскресенье, конечно, буду ходить.

— Кому молятся в тюремном храме?

—  Господу Иисусу, святых всех вспоминаем. У каждого свои святые-покровители. У меня вот Сергий Радонежский. Я каждый день ему читаю молитвы. А в основном читаем все по православному календарю. Перед иконой святого Пантелеимона молитва лежит. Я сам лично ее переписал. Подходят, читают.

Отвечая на вопрос, часто ли заключенные приходят в церковь, чтобы замаливать свою вину, Сергей задумался:

— Пару человек таких, наверное, встречал.


 

— Да, может быть, там, за спиной у вас большие глыбы неправедной жизни, грехи и, может быть, грехи страшные. Но вы сегодня покаялись, исповеловались и причастились Святых Христовых Тайн, — говорит отец Леонид в проповеди после службы. — Понятно, что вы не должны забывать тех грехов, которые вы совершали, но всегда вспоминайте без уныния. Кто первым вошел в Царствие Небесное?

— Разбойник, — заключенные отвечают почти хором.

— Потому что этот разбойник первый принял Иисуса Христа за Бога. Он сказал Иисусу: помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое! Разбойник вошел в Царствие Небесное только после покаяния. Поэтому Господь дарит вам еще один шанс — шанс для исправления, — объясняет батюшка.

После службы прошу старосту Сергея показать, что последнее в храме заключенные сделали своими руками. Он теряется, так как в этой колонии только второй месяц. А вот прихожанин Виктор говорит, что на его рабочем месте был образ Богородицы. Он посчитал, что ему не место там, принес в храм, попросил, чтобы для него сделали красивый оклад. Батюшка приехал, освятил.

 


Виктор. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Виктор. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Виктор. В колонии с 2003 года по статье 105  — «Убийство». Осталось сидеть три года.

— Зачем вы приходите в церковь?

— Покаяться и причаститься. Чтобы жить по заповедям Божьим, не совершать впредь того, что я сделал.

— На воле вы ходили в церковь?

Крестился в 1990 году. Иногда ходил в храмы. Мне нет, конечно, оправдания, но я не понимал, что делал в своей жизни. И за то, что я сделал, оказался здесь в 2003 году. Понял все ошибки свои благодаря Богу.

— Бог вам здесь помогает?

— Да, именно Бог мне помогает. Был случай, когда Бог явился мне. Но я это не сразу понял. Я был в колонии, очень сильно болел. К врачам не обращался принципиально. Одним вечером у меня была температура 40. Подошел к осужденному, он мне дал Библию. И я читал полночи «Отче наш». До этого не спал две недели, а тут уснул. Утром проснулся, вздохнул полной грудью и ничем не болел больше. Молитвы мне помогают душевно. Во всем: начиная с работы, с общения с людьми. Я ощущаю постоянное присутствие Бога рядом.

— Есть ли у вас любимое духовное произведение?

— Да. Это «Русская Голгофа и Серафим Вырицкий». Это один из современников наших, который был купцом, пережил революцию, Великую Отечественную войну и умер 4 апреля 1962 года. В двухтысячном году был канонизирован.

— Вы в чем-то стараетесь ему подражать?

— Во всем. Самый простой пример: я стараюсь, как и Серафим Вырецкий, просить у Бога помощи на коленях. Не важно, где это происходит — на коленях.


— На протяжении 18 лет своей работы с заключенными я каждый раз, когда разговариваю с людьми, слышу: «Батюшка, они же убивали, насиловали, детей насиловали. За что, почему им такая честь?». Я всегда, не задумываясь, и без сомнений говорю: «Бог даровал жизнь даже тем, кто совершил страшные преступления. И почему-то до сих пор не забрал. Значит, сам Бог дает им шанс. Без греха только Бог и Ангелы Божьи», — завершает проповедь отец Леонид.

 

[parallax-scroll id=»420975″]

 

Церковное окно.
Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев


Отец Леонид Леонтюк:

Процент верующих в колониях невысок, и даже есть насмешки над людьми, которые ходят в церковь. Это проблема сложная. Я постоянно заключенным говорю о том, что они являются примером, образом христианина для остальных. Соответственно, их поведение должно быть подобающим христианину: «Ваш пример должен быть настолько положительным, чтобы у людей, агрессивно настроенных к церкви, не было окончательного разочарования в православии, в христианстве.

Я могу ошибаться, и дай Бог, чтобы я ошибался. Но самое печальное, как я подметил, когда он ходит в церковь в колонии, это один человек. Он освобождается, проходит две недели, я с ним встречаюсь — и это уже совсем другой человек. Изначально сердце мое разрывалось на части из-за того, что ты к нему с открытым сердцем, всей душой, а он, выйдя на свободу, все забывает.

На это мне протоиерей Владимир Кадыков сказал: «Их вера основана на песке, то есть у нее нет фундамента. Они к вере пришли, когда им было сложно. Тут они находят в церкви отдушину. А на свободе, где их никто ни в чем не ограничивает, вера уже не нужна. Как выключатель срабатывает: «Все, Господи, ты мне больше не нужен». Это есть. И процент тех, кто действительно исправляется, увы, очень маленький.

Это называется «нет страха Божьего».

— Что такое страх Божий?

— Это ощущение присутствия Бога везде. И это ощущение не дает совершать то, что называется грехом.

 


Проект «Православная Карелия» выходит по благословению главы Карельской митрополии митрополита Петрозаводского и Карельского Константина


Автор проекта: Анастасия Залазаева
Редактор проекта: Мария Лукьянова


Проект «Православная Карелия» посвящен истории православия в Карелии. Традиции, культура и весь уклад жизни современной Карелии неотделимы от веры, в которой они формировались. Узнав, как жили православные на карельской земле, кем были здесь подвижники и святые, каким был быт православной веры в обычных семьях и каких высот эта вера достигала в кельях монахов-отшельников, мы лучше поймем себя и людей, находящихся рядом.