Девочка из мертвой деревни

Мы продолжаем разговор с людьми, живущими сейчас в Доме-интернате для ветеранов Петрозаводска. Третий выпуск цикла «Лица войны» посвящен судьбе одного человека — Марии Лисовской. Сейчас Марии Ивановне 84 года. Эта маленькая улыбчивая бабушка с яркими голубыми глазами — живой свидетель того, как свои убивали своих.

«Весь мой киндер»

1941 год. Минская область, колхозный поселок у деревни Жаволки. Семь километров до Польши. Марии Лисовской — девять лет. Семья у нее большая: мама, папа и семь братьев и сестер.

Мария Ивановна Лисовская. Фото: ИА «Республика»/Николай Смирнов

22 июня 1941 года был сенокос. Дети играли в свежем сене. Тут с работы прибежали отец и мать и говорят: «Война!». Мать собрала отцу сумку, и он побежал в сельсовет за два километра. Тем временем мимо поселка по шоссе прошли немецкие войска.

— Немец пришел к нам домой и говорит: «Матка, это ваш киндер?». И показывает на нас. А мама говорит: «Да, пан, да. Это мой весь киндер». Он отвечает: «Ладно, матка, у вас ничего не возьму, надо киндера растить». А у других все брали: курей ловили, яйца брали. Когда мой отец добег до сельсовета, немцы уже прошли, и он вернулся домой. Там сказали, что никуда его не могут взять. Отец говорит, бежали лесом, чтобы немцы не видели. А немцы шли и шли… Самолеты, танки. На Минск шли.

В оккупации

Мать начала собирать имевшиеся продукты – муку, зерно — в мешки. Ждала, что будут эвакуировать. Но никто их не вывез. А немцы заселились в районе и стали устраивать здесь свои порядки.

Два года прожили спокойно, немцы их не трогали.

— Говорили, что после войны колхозов не будет. Раздавали землю, по лошади на две семьи. Сеяли, косили и все немцам сдавали. Это вот как после войны мы советской власти сдавали все, так сдавали и немцам. Мы голодные были и при немцах, а потом долгое время голодные были и при советской власти.

Фрагмент документа «О мероприятиях немецких оккупантов и поведении населения». Источник: Сайт «Белорусские деревни, уничтоженные в годы ВОВ»

Мария Ивановна вспоминает, как однажды в лесу нашла какую-то ручку:

— Я ее крутила-вертела, пыталась открыть зубами, но не смогла.

Пришла домой — там партизаны. Показала им свою находку. А они говорят:

— Благодари Бога, что еще жива. Это же граната!

Партизаны забрали «ручку». Спустя некоторое время вернулись и благодарили девочку, обнимали, целовали. Говорили, что этой «ручкой» подорвали эшелон с продуктами, который шел к врагу. В благодарность привезли крупу и муку. «Главный» партизан пообещал матери Марии, что, когда вернется, наградит дочь, даже оставил записку. Но не вернулся. Мама отдала записку дочери, когда та выходила замуж.

Кара

Февраль 1943 года. Самые яркие и самые страшные воспоминания в памяти Марии Ивановны. Тогда по деревням района прошли карательные отряды.

Фрагмент документа «О мероприятиях немецких оккупантов и поведении населения». Источник: Сайт «Белорусские деревни, уничтоженные в годы ВОВ»

— В феврале были страшные морозы. Немцы отогнали партизан и поселились в деревне. К нам домой пришел немец, послушать, что будем говорить. Мама ничего ему не говорила. А он расспрашивал, разговаривал. Как раз помню, что перловка была. Еще и ему предложила, но я не помню, ел он или не ел. Скоро он и ушел от нас. Через час или два видим — дым из Жаволок такой пошел, черный. Оказывается, за ночь побили всю деревню.

Одна женщина бежала еще утром с ребеночком и говорит, что бьют всех людей. А мама говорит: «Фаня, а как же тебя пропустили?». Она ответила, что часовые пропускают людей, которые бегут. И она побежала в деревню за два километра с  малюсеньким ребеночком, а снега тогда было по пояс. Ее мужик был в партизанах, а таких били в первую очередь.

Жители деревни Жаволки в панике бежали через их поселок в лес. Одна спасшаяся женщина рассказала, что каратели убили всю ее семью – отца, мать и десять братьев и сестер.

— А она лежала на русской печке. На ней – две убитые сестры, поэтому каратели ее не заметили. Та женщина, которая вышла из-под сестер, вся обгорела. Черная была. По сегодняшний день я вижу ее руки.

Били украинцы, не немцы. Мадьяры, так их называли, бандеровцы.

Фрагмент протокола допроса участника карательного батальона. Источник: Сайт «Белорусские деревни, уничтоженные в годы ВОВ»

Семья Марии Ивановны вместе со всеми подалась в лес.

—  Мама осталась одна, была в положении. Она говорит: «Вы бегите, я останусь. Ну, убьют меня. Пусть убьют. Хоть вы останетесь». Стемнело. Жаволки горят. Все красное — страх было смотреть. А какой запах! Горели люди, горела скотина.

В их поселок каратели не дошли. Боялись партизан.

Справка о сожжении домов и убийстве мирных граждан в деревне Жаволки. Источник: Сайт «Белорусские деревни, уничтоженные в годы ВОВ»

На пепелище

После этих страшных событий все поутихло. Летали самолеты, бомбили, ходили то немцы, то партизаны. Летом местные жители предпочитали жить в землянках в лесу. Там семью Марии застала весть об освобождении.

— Войско остановилось у нас во дворе у колодца помыться. Стали готовить. А мы, дети, голодные. Солдаты, когда уходили, оставили нам крупы всякой: ячменной, пшеничной. Я до того любила пшено, мы его и до войны-то не видели. Уж как мы ели эту кашу пшенную!

После войны братьев отправили в Минск в училище. Старшую сестру хотел увезти партизан, с которым она подружилась, но мать не пустила. А партизан тот с боев не вернулся — убили. Мария доучилась в начальной школе, но положенные экзамены не сдала.

— Мама говорила: «Я кончила духовную академию, и что? Другие в колхозе даже букв не знают! Это женская доля такая. Иди, паси коров».

И девочку отправили за семь километров на ферму к полякам. В 17 лет она вышла замуж, появились двое детей. Семья работала на целине, потом в Абхазии и Казахстане. Чтобы дети могли учиться, вернулись обратно в родной колхоз. А потом сестра, которая «завербовалась» в Карелию, переманила их к себе.

В Карелии Мария работала сучкорубом, на рыбзаводе, строила дома и прокладывала железную дорогу.

— Топором я работала хорошо, — говорит.

Потом пропускала поезда на переезде, чистила пути от снега  – 25 метров в одну сторону, 25 – в другую. Умер муж. Восемь лет жила в Пяозере одна. А когда стало сложно справляться с хозяйством и с болезнями, переехала к сыну в Сегежу. Там купили квартиру, в ней поселились вместе с внучкой. А когда у нее появился ребенок, прабабушка стала мешать. Так Мария Ивановна попала в Дом-интернат для ветеранов войны в Петрозаводске.

Мария Ивановна Лисовская. Фото: ИА «Республика»/Николай Смирнов