Заонежье

Из Новгорода за Онего

Что такое Заонежье? С чисто географической точки зрения, Заонежский полуостров и прилегающие к нему острова на северо-востоке Онежского озера.

Ученые считают, что первыми эту территорию освоили древние охотники на оленя, которые ушли на север вслед за отступающим ледником. Было это еще в эпоху мезолита.

В более поздние времена Заонежье населяли саамы, потом их сменили прибалтийско-финские народы. А уже потом, в XIII веке, на эти земли стали приходить славяне — выходцы из Новгородского государства. Они-то и составили основу тех, кто позже будет называться заонежанами.

«Пришельцев» в Заонежье манила свободная и относительно плодородная земля — те самые «заонежские черноземы», сформировавшиеся благодаря залежам шунгита. Кроме того, полуостров лежал на пути из Новгорода и южного Приладожья в богатое рыбой, дичью и солью Поморье.

«Славяне, пришедшие сюда из древнего Новгорода, имели уже сложившееся феодальное государство, тогда как карелы и вепсы жили еще племенным строем, — говорит Светлана Воробьева, начальник службы истории и этнографии музея «Кижи». — Новгородцы принесли в Заонежье трехпольную систему земледелия и православие, а значит, грамотность и иконопись, центрами которых стали монастыри.

Культурное влияние Новгорода через Заонежье было очень велико по всей территории тогдашней Карелии. Всё Прионежье было включено в систему новгородской государственности, появились административные округа — погосты.

При этом надо сказать, что никакой насильственной русификации не было. Люди жили рядом, занимая свободные земли, не конфликтовали, и невольно происходило взаимное влияние — и в языке, и в архитектуре, и в хозяйственной деятельности».

В XV веке Заонежье в составе новгородских земель стало частью Московского государства. И с тех пор разделяло его судьбу: бесконечные войны со Швецией, Смутное время, уничтожившее многие заонежские деревни. Позднее, кстати, Заонежье даже сыграло определенную роль в воцарении Романовых.

«Восшествие на престол первого царя из династии Романовых, Михаила Федоровича, напрямую связано с Заонежьем: его мать, инокиня Марфа, при Борисе Годунове была сослана в заонежское село Толвуя. А наши крестьяне помогали ей связываться с мужем Федором Романовым (впоследствии — патриархом Филаретом), которого также насильно постригли в монахи, — рассказывает Светлана Воробьева. — Причем эти крестьяне после восшествия на престол Михаила Федоровича получили полное освобождение от уплаты налогов, и эта привилегия сохранялась за их потомками до 1917 года».

Чем богаты

От Смутного времени Заонежье вместе со всей страной начало оправляться с середины XVII века. И тогда же начался его расцвет: население росло, хозяйства становились крепче, торговля — бойчее. Чего стоили одни только ярмарки в Шуньге!

Первое упоминание о шуньгской ярмарке относится к 1644 году. К XIX веку их было уже три, причем с оборотом, который порою достигал половины оборота остальных 38 ярмарок Олонецкой губернии. Купцы в Шуньгу съезжались со всей округи, из многих уголков России и даже из-за рубежа. На торг в разное время везли рыбу, пушнину, дичь, кожу и скот, лошадей. Позднее на ярмарке начали продавать свои изделия заонежские ремесленники.

«Шуньга, например, славилась своими вышивками, которые охотно покупали на ярмарках, — рассказывает Светлана Воробьева. — На Всемирной выставке в Париже в 1900 году местная мастерица Авдотья Павлова завоевала серебряную медаль за свои работы. Именно в этих краях позже, в 1929 году, сложилась артель «Хашезерская вышивка». Ну а потом, вы знаете, она дала начало предприятию «Заонежская вышивка», которое теперь называется «Карельские узоры».

Заонежане вообще были людьми деловитыми и предприимчивыми: поставляли по всей губернии особые, шуньгские, сорта гречихи и капусты, делали из местной нержавеющей стали ножи и топоры, шили лодки-кижанки, отличавшиеся отменными мореходными качествами. Но одна из самых удивительных вещей, которую в XIX веке подарило миру Заонежье, — былины.

До этого времени они были известны только в записях, и считалось, что исполнителей эпических произведений не осталось. Но в 1860 году сосланный в Олонецкую губернию студент Павел Рыбников практически случайно познакомился со сказителями, в памяти которых сохранились былины о князе Владимире Красно Солнышко, Илье Муромце, гусляре Садко.

И это была сенсация. Специалисты поначалу даже не поверили: откуда в «подстоличной Сибири», как называли тогда Олонецкую губернию, в неграмотной крестьянской среде взялись эпические песни, сложенные в Киеве в XI-XII веках? Но всё оказалось правдой, и с тех пор былинные напевы сказителя Трофима Рябинина зазвучали в русской инструментальной музыке и опере, а образы богатырей вдохновляли многих художников.

Примерно в то же время, что и былины, исследователи открыли заонежские плачи — особый фольклорный жанр, востребованный во время свадеб, похорон, проводов в солдаты. И здесь главной звездой стала толвуйская вопленица Ирина Федосова. От нее фольклорист Барсов записал три тома плачей, она выступала в разных городах России — простой заонежской крестьянке рукоплескали все, вплоть до Федора Шаляпина и Максима Горького.

Ну и, конечно, Заонежье прославилось народным деревянным зодчеством. Вершиной его стал Кижский архитектурный ансамбль: 22-главая церковь Преображения Господня, церковь Покрова Пресвятой Богородицы с десятью главками и шатровая колокольня Спасо-Кижского погоста. А вместе с ними и строения попроще — часовенки, крестьянские дома — до сих пор восхищают и привлекают туристов, фотографов и исследователей со всего мира.

Ведь что интересно: Заонежье не только породило особую культуру, но и сохранило ее, пронесло через революции, войны, оккупацию и прочие потрясения. Потому что люди здесь живут особые.

Назад в Шлямино

Как любой уважающий себя заонежанин, Валерий Кирьянов умеет обращаться с лодками. Собственно, он и до работы половину года добирается по воде: заводит моторку и мчит от деревни Шлямино на остров Кижи. А когда озеро волнуется, пересаживается на кижанку.

Вообще-то в непогоду сотрудникам музея-заповедника, живущим на окрестных островах, разрешают работать из дома. Но Валерий только плечами пожимает: кижанка же! Она никакой волны не боится: доказано предками, которые веками жили в Заонежье и ходили по Онего на точно таких же лодках.

«По письменным источникам я знаю, что в Кижах мой род начинается с 1563 года, — рассказывает Валерий. — По линии бабушки все мои прадеды жили в маленькой деревне Шлямино. С детства я туда приезжал каждое лето и, как и многие кижане, влюбился в свой родной край по уши.

Сам я родился и вырос в Ленинграде, получил там образование, работал в администрации Санкт-Петербурга, потом был помощником главы Карелии, председателем республиканского госкомитета по туризму… Но через всю жизнь пронес мечту вернуться на малую родину прадедов — не только приезжать в отпуск, но и жить там, и работать. Когда мне было 40 лет, наступил переломный момент. Я в корне поменял свою жизнь, отказался от всех высоких государственных должностей и перешел на работу в музей «Кижи».

Теперь в холодное время года Валерий живет в Петрозаводске, а с мая по октябрь — в Шлямино, в семейном доме 1911 года постройки, где нет даже электричества. Причем в своем роду он не первый, кто жил вдали от Заонежья, но не потерял с ним связь.

Прадедом Валерия Кирьянова был Михаил Симеонов — столяр-краснодеревщик. Когда-то он уехал из Шлямино в Санкт-Петербург, имел там столярную мастерскую и до самой революции жил с семьей в двухэтажном каменном доме. Его старший брат Мирон тоже жил в городе на Неве и был успешным купцом — торговал мехами на Апраксином дворе, владел семью доходными домами.

И это для Заонежья, в общем, типичная история. Из местных крестьян многие занимались отхожими промыслами: ловили рыбу в артелях, уходили в Петербург плотничать и столярничать. Кое-кто плотно обосновывался в городе и даже наживал состояние. Но и о родных местах не забывал.

«Документально известно, например, что брат прадеда, Мирон Егорович, перед революцией приобрел колокол для Кижского погоста. Заплатил большие деньги — 1 800 рублей. А когда колокол привезли из Ярославля, он упал и разбился. И тогда Мирон Егорович сразу заказал новый», — рассказывает Валерий.

После революции Симеоновы вернулись в Шлямино, спасаясь от голода. Держали хозяйство: пахали поля, пасли скот, ловили рыбу, пряли и ткали. Жизнь рода и деревни продолжалась.

Сейчас Валерий Кирьянов как сотрудник музея много времени уделяет работе с местным населением. Помимо прочего собирает истории заонежских деревень — опубликовал уже более десяти рассказов, а будет их значительно больше.

С историями деревень тесно переплетены истории семей: Симеоновы-Кирьяновы ведь далеко не единственный старинный род, что и по сей день живет в Заонежье. Вот, например…

Степановы

Про Степановых говорят: родились с топором. Во всяком случае, плотничать в этой семье всегда учились с детства — так в Заонежье передается искусство работы с деревом.

Этот край всегда славился именно плотниками: здесь ставили просторные дома-кошели с асимметричной крышей, под которой помещалось всё хозяйство, рубили церкви и часовни. Местных мастеров ценили в городах, они уходили строить Санкт-Петербург и даже Херсонес. А уж сколько было умельцев, что шили лодки, и не сосчитать.

Ну а XX столетие — это уже не только строительство, но и реставрация. Советской власти в наследство достались прекрасные образцы деревянного зодчества во главе с Кижским ансамблем — всё это надо было сохранить.

И вот в середине века на острове собрали первую бригаду плотников-реставраторов, которые учились еще в артелях у стариков. В нее пришли и два мастера помоложе — Алексей и Николай Степановы из деревни Посад на Волкострове. Оба имели по несколько классов образования, зато с детства шили лодки, владели и топором, и стамеской. И на реставрации музейных памятников проработали всю жизнь.

А потом по их стопам пошли дети.

«Я учился на автослесаря, но папа-то был плотником — с детства вокруг пилы, топоры, — рассказывает Иван Степанов, один из сыновей Алексея Ивановича. — И потом на острове везде лодки, без них тут никуда — и с ранней весны до осени все лодки да сараи строили. Батька с братом, когда заказов было много, считай, каждую неделю по лодке спускали. Ну, и я потихоньку учился этому делу. А в 1971 году, как вернулся из армии, пошел в бригаду к дяде Николаю. За 4,5 года я на 22 объектах успел поработать.

Потом я какое-то время в городе жил, а в Заонежье, в плотники вернулся уже в 1991-м. Каждое лето, помню, в командировки ездили, по всей округе что-то реставрировали. А самая интересная поездка была в Грецию: мы там построили часовню, а потом ее в город Пилос перевозили и на месте собирали. Там когда-то было сражение, и русские с французами и англичанами потопили турецкий флот. Вот в честь этого события деревянную часовню и решили поставить, а заказ нам достался.

Мы ведь не только реставрацией занимались, нового тоже много строили — и дома, и дачи. Это проще, чем реставрация. Со старым-то домом больше канители: другой, смотришь, совсем разваливается — не знаешь, как поднять. Но со старыми домами интереснее, тут свои хитрости есть. Если знаешь их — будешь хорошим мастером».

Оба брата Ивана Алексеевича — Николай и Юрий — тоже плотники самой высокой квалификации. Сын Алексей одно время работал с деревом, теперь — пожарный-десантник. А вот племянники до сих пор продолжают семейное дело.

Сам Иван Алексеевич сейчас живет на Волкострове. В бригаде больше не работает, зато столярничает в собственной мастерской — делает рамы, двери, балясины, причелины. Вокруг ведь продолжают и строить новое, и восстанавливать старинное — заказы есть всегда.

Стряпуха

Пока едешь на остров Кижи через Великую Губу, скорее всего, успеешь проголодаться. И заглянешь перекусить к Ларисе Багаевой. Она и чаем напоит, и накормит по-заонежски — ухой, рыбниками, калитками, брусникой с толокном. По бабушкиным рецептам.

«У бабушки с дедом по папиной линии был дом в Великой Губе, там регулярно собиралась вся семья: шестеро их детей, у каждого — муж-жена и дети, — рассказывает Лариса. — И я хорошо помню, как бабуля по утрам в воскресенье начинала стряпать на шесть семей: рыбники, ягодники, огромные стопы калиток — сканцы у нее из-под рук прямо вылетали. Ну, все дочери и невестки, конечно, были на подмоге. Моя мама, например, всегда стояла на чистке картофеля: его для калиток варили в мундире, и картофелины еще горячими надо было почистить».

Лариса называет себя заонежанкой «со всех сторон»: из этих мест вся ее семья. Сама она, правда, долго жила в Петрозаводске, работала в банке и в селе бывала наездами. Но как-то раз одна из турфирм попросила ее принять в Великой Губе гостей, которые поехали на остров Кижи на новогодние праздники. Лариса взялась их угощать в доме бабушкиной сестры — за пять дней приняла 120 человек.

Вот с тех пор и началась история «заонежской стряпухи»: в какой-то момент Лариса из банка ушла и теперь кормит туристов, которых возит по Заонежью муж-капитан. Блюда готовит только местные, продукты берет только те, что традиционно использовали заонежане. Главный инструмент — русская печь.

«Заонежье — представители русского населения, что в большой степени повлияло на местную кухню, — рассказывает Лариса. — Например, курники и кулебяки — это русские блюда, которые прижилось на этой территории. Но вообще тут важную роль играла ресурсная база: готовили из того, что было под рукой».

А что было под рукой? То, что давала земля, — рожь, овес, жито, картофель, брюква с репой. Из последней, кстати, даже делали сладости: сушили кусочки репы на печи, набивали ими карманы и шли гулять по деревне, угощая знакомых.

Рядом озеро — значит, много рыбы. Особо заонежане ценили «царскую селедку» — ряпушку. Она водилась и в Онего, и озерах поменьше, где вырастала до довольно крупных размеров. Вот почему одно из самых любимых блюд здесь — ряпушка по-заонежски.

Из даров озера, конечно, готовили рыбники. Или вот уху: она в Заонежье совсем простая — рыба и навар. В готовое блюдо могли еще покрошить хлеб.

«Ржаной хлеб, кстати, туристам у меня больше всего нравится. Я добивалась правильного вкуса года полтора, а папа был главным дегустатором и советчиком: он помнит многие бытовые мелочи. Однажды, например, говорю ему: «Папа, ну как под у печи от золы вычистить, чтобы хлеб чистый выходил?» А папа вспомнил, что бабушка его в детстве посылала за капустными листьями, которые потом рубила и выкладывала на под, а на них уже — хлеб. Листья разрушались, а краюха оставалась красивой, чистой».

Конечно, готовили в Заонежье и калитки, но не в форме лодочек: защипывали на четыре или шесть углов. А в тесто не добавляли белую муку — калитка выходила более хрустящей.

Самое интересное, говорит Лариса, что туристам из других регионов больше всего нравятся какие-то максимально простые блюда. Например, свежие ягоды или отварная местная картошка — она на шунгитных почвах вырастает особенно вкусная.

«В одной книге про кухню Карелии я читала, что наша кухня — это чистый вкус. И это так и есть: ведь в старину не делали каких-то сложных блюд из множества ингредиентов. Ели простую пищу: рыба так рыба, картофель так картофель. Вот эту традицию я стараюсь сохранить, с этим и знакомлю гостей».

Лариса с бабушкой стряпают калитки. Те самые, хрустящие. Фото: из личного архива Ларисы Багаевой

Заонежье говорит

Фрагмент из книги «Сродники», составитель — Любовь Герасева

Этот рассказ записан от Людмилы Лопаткиной, которая ведет свой род из деревни Афонино Кузарандского сельсовета. И всякий, кто хоть раз бывал в Заонежье, опознает в нем характерный заонежский диалект: ударения на первый слог, загадочные, непонятные чужакам словечки.

Диалект этот начал складываться в тот период, когда славяне осваивали Заонежье. И какое-то время на этой территории существовал билингвизм: население говорило и на прибалтийско-финских языках, и на русском. Но последний постепенно вытеснил все другие.

«При этом заонежский диалект сохранил в себе черты и прибалтийско-финского языкового наследия, и древненовгородского, — говорит Светлана Нагурная, ученый секретарь Института языка, литературы и истории КарНЦ РАН. — Всем, например, известно, что ударение в Заонежье ставят на первый слог, что вообще характерно для прибалтийско-финских языков. Кроме того, в заонежских говорах много специфичной лексики, которая понятна только местному населению. Среди них — большое количество глаголов, образованных при помощи суффиксов -айда- или -нда-. Кто бывал в Заонежье или имеет там корни, такие слова часто слышал: нюгайдать — ныть, варандать — ворчать и так далее. Они и основу имеют чаще всего вепсскую или карельскую.

Всё это делает заонежский диалект специфичным для понимания. Многие, наверное, слышали такую фразу: «Пóка мы чай фýрындали, а пáроход-то пó губе и ýсвистал». И вроде бы понятно: пока мы чай пили, пароход по губе уплыл. Но когда я эту фразу произнесла у нас в секторе языкознания, коллеги-лингвисты ничего не поняли».

Впрочем, нынешних заонежан понимать уже гораздо проще: местные говоры постепенно уходят. Какие-то отдельные слова еще используют люди старшего поколения, но это и всё.

Сохранить диалект — это ведь гораздо сложнее, чем сохранить язык, говорит Светлана Нагурная: его не выучишь на курсах, не напишешь на нем книгу. Диалект можно только собирать, изучать и таким образом пытаться продлить ему жизнь. И это дело не только ученых.

Вот, например, те же «Сродники». Таких сборников вышло уже три: журналист Любовь Герасева когда-то задумала собрать рассказы коренных заонежан и через них сохранить память о языке, обычаях, жизни в Заонежье. И это сработало: для многих местных жителей эти книги стали буквально настольными.

Из книги «Сродники»:

Из рассказа Валерия Лопаткина, родом из села Великая Губа

Из рассказа Аркадия Панкратова, родом из деревни Саврозеро

Из рассказа Валентины Лаптевой (Телёнковой), родом из деревни Телятниково

Из рассказа Валерия Губина, родом из поселка Ламбасручей

Заонежье для Карелии, да и для всей России — край действительно особенный. И не только потому, что здесь знаменитые величественные Кижи — музей-заповедник с мировым именем, вокруг которого кипит этнографическая работа, традиционные ремесла и рукоделия.

Удивляет другое. Сохранение сокровищ Заонежья для для многих заонежан и есть жизнь. Они восстанавливают свои родословные, реставрируют дома прадедов, шьют лодки, ловят ряпушку, собирают гостей на чай с калитками… Они настолько верят, что всё это нужно даже в XXI веке, что верой своей — наивной, но крепкой — притягивают и вдохновляют десятки тысяч людей со всего света. Именно этой непоколебимой верой в свой край и сердечной любовью к родному дому живет и прославляется Заонежье. А вместе с ним и вся Карелия.