Ирина Федосова

В конце XIX века карельскую плакальщицу Ирину Федосову хорошо знали и крестьяне со всего Заонежья, и столичная интеллигенция. Ее плачи звучали на сотнях свадеб и похорон, а после издания они произвели фурор среди любителей фольклора. О женщине, которая довела жанр причитания до совершенства, - в новом выпуске "100 символов Карелии".

Ирина Андреевна Федосова

Ирина Андреевна Федосова. Фото: из альбома «Ирина Андреевна Федосова – вопленица и поэтесса»



 

«На эстраду мелкими шагами, покачиваясь, вышла кривобокая старушка, одетая в темный ситец, повязанная пестреньким, заношенным платком, смешная, добренькая ведьма, слепленная из морщин и складок, с тряпичным, круглым лицом и улыбчивыми, детскими глазами».

Отрывок из романа Максима Горького «Жизнь Клима Самгина».

 


В этом фрагменте Горький описывает северную сказительницу, на выступление которой попал главный герой книги. И это портрет реальной женщины: такой писатель когда-то увидел заонежскую вопленицу Ирину Федосову. Это случилось в 1896 году, когда ее, простую крестьянку, уже хорошо знали и в Москве, и во многих других городах России.

Как проявился талант вопленицы

Она родилась в деревушке Софроново, недалеко от Толвуи. Семья была большая: 22 человека, Ирина — старшая из детей.

«Поначалу казалось, что Ирина Андреевна была самой обычной, совершенно не выдающейся ни по внешним данным, ни по способностям, — рассказывает Валентина Кузнецова, старший научный сотрудник Института языка, литературы и истории КарНЦ РАН. — Разве что была очень бойкой: уже в восемь лет знала, в отличие от других детей, на какую полосу что сеять, как ухаживать за лошадьми, гоняла их сама в поле».

Валентина Кузнецова. Фото: "Республика" / Леонид Николаев

Валентина Кузнецова. Фото: «Республика» / Леонид Николаев

Из воспоминаний Ирины Федосовой:

«Родители мои — Андрей Ефимович да Елена Петровна — были прожиточные и степенные; мать — бойкая, на 22 души пекла и варила и везде поспела, не рыкнула, не зыкнула; отец рьяной — буде прокричал, а сердцов не было; был еще брат да две сестры, а в них толку мало; я ж была сурова, по крестьянству — куды какая: колотила, молотила, веяла и убирала».

В детстве Ирина Андреевна покалечилась — упала с лошади и осталась хромой на всю жизнь. Это ей, впрочем, не мешало работать по хозяйству, играть с подругами, а позже — ходить на бесёды. Там-то впервые и проявился ее талант: однажды понарошку устроили свадьбу, выбрали жениха и невесту, а Ирину Андреевну сделали подголосницей.

Тут надо сказать, что старинные свадьбы отличались от современных. Обязательным атрибутом были плачи (они же — причитания или вопы): невеста оплакивала уход из отчего дома, прощалась с девичьей волей. А подголосница причитала вместе с ней и от ее имени — «под ее голос». И вообще была главным знатоком и распорядителем обряда.

Невеста плачет на пороге дома жениха. Фото: Инто Конрад Инха, 1894 год

Невеста плачет на пороге дома жениха. Фото: Инто Конрад Инха, 1894 год, из книги «В краю калевальских песен»

Эта роль юной Ирине удалась настолько хорошо, что вскоре ее позвали причитать на настоящую свадьбу. Потом — еще на одну. А потом уже приглашали со всей округи, за десятки верст от родной деревни.

Спокойно поет, а все вокруг плачут

В заонежских деревнях причитать могли почти все женщины: не уметь этого было всё равно что не уметь прясть. Это было нужно не только для свадеб: свои плачи были на все случаи жизни: и для похорон, и для проводов в рекруты.

«Обряды перехода — свадьба, проводы, похороны — суть одно явление, — объясняет Наталья Михайлова, начальник отдела фольклора музея-заповедника «Кижи». — Это переход из одного статуса в другой. На свадьбе, например, невеста умирает как девушка и рождается как женщина. А причитание — это особый язык, который слышат мертвые. И именно он звучит во время обрядов, связанных со смертью, пусть даже и ритуальной».

«Воп, или причитание — это особый музыкально-поэтический жанр, причем чисто женский, в Заонежье — сольный, — продолжает Арина Анхимкова, специалист по экспозиционной и выставочной деятельности. — У каждой исполнительницы, как правило, был один или два напева, которые она использовала. А тексты состояли из устойчивых формул, которые можно было варьировать. Полностью идентичных причитаний не бывало — они могли быть похожими, но одинаковыми — никогда».

Наталья Михайлова и Арина Анхимкова. Фото: "Республика" / Леонид Николаев

Наталья Михайлова и Арина Анхимкова. Фото: «Республика» / Леонид Николаев

Получалось так: плакальщицы перемежали готовые формулы импровизационными строками, которые сочиняли для каждого конкретного случая. В итоге выходило уникальное произведение: канва традиционная, а детали — настоящие, из жизни.

У Федосовой плачи были особенно трогательными и поэтичными. Во-первых, она прекрасно владела фольклорным материалом — сама про себя говорила: «Я грамотной неграмотна, зато памятью я памятна; где што слышала, пришла домой, все рассказала, быдто в книге затвердила». Ну а во-вторых, Ирина Андреевна просто была очень талантливой.

«Одна из важных функций причитания — это возможность высказать свои чувства. Современный человек, когда оказывается в тяжелой ситуации, идет к психологу, а тогда эту роль играли вопленицы. Об Ирине Андреевне писали, что она сидит и спокойно поет, а все вокруг плачут, — говорит Арина Анхимкова. — Ей это удавалось, как нашим великим актерам, которые могут вызвать у зрителя любые эмоции. Ирина Андреевна, мне кажется, в какой-то степени была актрисой. То, что она делала, было уже искусством».

Мать плачет, сидя на сундуке с приданым дочери. Фото: Инто Конрад Инха, 1894 год

Мать плачет, сидя на сундуке с приданым дочери. Фото: Инто Конрад Инха, 1894 год, из книги «В краю калевальских песен»

Встреча с фольклористом Барсовым

Годы шли, и настало время самой Федосовой выходить замуж. Хоть она и не была красавицей, и к тому же хромала, а сватались к ней не раз и не два.

Из воспоминаний Ирины Федосовой:

«Женихи все боялись, што не пойду, да и я того не думала и в уме не держала, чтобы замуж идти: сама казну наживу да голову свою кормлю. <…> Тут люди стали дивоваться, а я замуж собираться; пал на сердце немолодой вдовец — знать, судьбина пришла».

С этим вдовцом — Петром Новожиловым — Ирина Андреевна счастливо прожила 13 лет. А после его смерти вышла за Якова Федосова и уехала с ним в деревню Лисицыно.

«Вот тут она хлебнула горя: в семье были другие невестки, которые над ней издевались из-за хромоты, — рассказывает Валентина Кузнецова. — Ирина Андреевна сама вспоминала: пошлют ее за водой и смеются, глядя, как она, прихрамывая, несет полные кадушки».

Дом Федосовых в деревне Лисицыно. Фото: из альбома "Ирина Андреевна Федосова - вопленица и поэтесса"

Дом Федосовых в деревне Лисицыно. Фото: из альбома «Ирина Андреевна Федосова — вопленица и поэтесса»

В 1865 году Федосовы переехали в Петрозаводск. Яков открыл столярную мастерскую, но не слишком преуспел, потому как любил выпить и вообще, по словам Ирины Андреевны, мужиком был «нехлопотным». Сама она вела хозяйство и продолжала причитывать по свадьбам.

Пару лет спустя в дом Федосовых пришел необычный гость — преподаватель духовной семинарии Елпидифор Барсов.

«Для русской интеллигенции это была эпоха поиска своих корней, становления национального самосознания, — рассказывает Валентина Кузнецова. — Елпидифор Барсов интересовался историей, древними рукописями, фольклором. Он находился под впечатлением от успеха сборника былин «Песни, собранные П.Н. Рыбниковым».

Федосова сначала не хотела разговаривать с барином: был Великий пост, и крестьяне в это время не исполняли ничего светского. В конце концов Барсов уговорил ее спеть духовные стихи — так началось их знакомство.

Ирина Федосова и Елпидифор Барсов. Фото: из альбома "Ирина Андреевна Федосова - вопленица и поэтесса"

Ирина Федосова и Елпидифор Барсов. Фото: из альбома «Ирина Андреевна Федосова — вопленица и поэтесса»

«Барсов был очень трудолюбивый человек: записал от Федосовой 30 тысяч стихотворных строк, — говорит Валентина Кузнецова. — Из них он составил том похоронных причитаний, потом отдельно опубликовал рекрутские причитания, а после — свадебные причитания с кратким описанием свадебного обряда».

Книги эти имели большой успех.

«Причитанья Северного края»

Плачи Федосовой — не просто поэзия, это еще и картины крестьянской жизни Заонежья XIX века. Не забываем: каждый плач вопленица сдабривала подробностями из жизни реального человека.

Вот, например, один из самых известных — «Плач о старосте». Это практически остросоциальная поэма о конфликте крестьян и властей. Сюжет такой: в одну деревню приезжает мировой посредник, потому что крестьяне не собрали вовремя подати. Староста за мужиков заступается, и его забирают в Петрозаводск — в тюрьму, за неповиновение. Потом, правда, отпускают, но по пути домой он умирает. Жена безутешна:


 

«Хоронить пришли надежную головушку —
Уж вы старосту-судью да поставленную!
Он не плут был до вас, не лиходейничек,
Соболезновал об обчестве собраном,
Он стоял по вам стеной да городовой
От этих мировых да злых посредников.
Теперь все прошло у вас, миновалося!
Нет заступушки у вас, нет заборонушки!»

Отрывок из «Плача о старосте»

 


Или еще сюжет — семья провожает солдата, приходившего на побывку. В этом плаче — все тяготы солдатской жизни той эпохи: учения в зной и холод, плохая одежда и еда, жестокие командиры, побои и унизительные наказания за любую провинность.


 

«И на ученьице, родитель, на мученьице,
И уже бьют да нас, победных, без повинности,
И до ран да бьют, родитель, до кровавыих,
И до умертвия победных бьют головушек,
И скрозе строй гонят бессчастных нас солдатушков…»

Отрывок из «Плача при проводах солдата с побывки»

 


 

Ну а по свадебным причитаниям и вовсе можно проследить весь ход обряда: свои плачи были для сговора семей, для бесёды, для бани, в которую обязательно ходили перед венчанием, и так далее.


 

«И мою волюшку сей-час да поневолили,
И меня девушку в мину обзаботили,
И во неволюшку, на чужу сторонушку,
И во заботу за блада сына отеческого,
И все страшит да меня, белую лебедушку,
Как судимая страшит меня сторонушка…»

Из плача невесты

 


Когда трехтомник «Причитанья Северного края» вышел в свет, о причитании как жанре народного творчества практически ничего не знали. И книги сразу стали одним из ключевых собраний фольклора наряду со сборником «Песни, собранные П.Н. Рыбниковым» и «Онежскими былинами» А.Ф. Гильфердинга.

Всероссийская слава

На жизнь Федосовой, впрочем, книги особо не повлияли. В 1884 году умер Яков, и она вернулась в Лисицыно.

«Причитальщицы обычно не наживали состояния, — рассказывает Валентина Кузнецова. — Им дарили за работу небольшие подарки: отрез ткани на чепец или фартук или что-нибудь подобное. Поэтому после смерти мужа Ирина Андреевна очень бедствовала. Спасло то, что односельчане помогали кто чем мог. Это такой заонежский обычай: подавать немощным, больным, одиноким».

Ирина Федосова. Фото: из альбома "Ирина Андреевна Федосова - вопленица и поэтесса"

Ирина Федосова. Фото: из альбома «Ирина Андреевна Федосова — вопленица и поэтесса»

Изменилось всё, и очень круто, в 1894 году: в Лисицыно приехал преподаватель петрозаводской женской гимназии Павел Виноградов. Он пригласил вопленицу выступить в гимназии, а потом повез ее и заонежского сказителя Трофима Рябинина по России: Петербург, Москва, Казань, Нижний Новгород.

Вот тогда Ирина Андреевна и стала по-настоящему известной: ее выступления слушали Михаил Балакирев, Николай Римский-Корсаков, Максим Горький, Федор Шаляпин, этнограф Всеволод Миллер, академики Леонид Майков и Александр Соболевский.

Газета «Олонецкие губернские ведомости» писала:

«Ученые учреждения, общества, учебные заведения, консерватории, частные лица — все наперерыв стремились слышать у себя того и другого [Рябинина и Федосову], приглашения следовали за приглашениями, о столичной же печати и говорит нечего: описания, отчеты постоянно наполняли столбцы газет, везде печатались портреты Рябинина и Федосовой».

Горький так впечатлился заонежской вопленицей, что использовал ее образ в романе «Жизнь Клима Самгина». А Николай Некрасов одно из ее причитаний практически целиком взял в поэму «Кому на Руси жить хорошо». Его все знают — пронзительный плач Матрёны Тимофеевны по сыну Дёмушке.

Отрывок из поэмы Николая Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»

«Окошки не прорублены,
Стеколышки не вставлены,
Ни печи, ни скамьи!
Пуховой нет перинушки…
Ой, жестко будет Демушке,
Ой, страшно будет спать…»

В поездках по России Ирина Федосова провела несколько лет. Получила две серебряные медали за обогащение русской народной поэзии, даже заработала скромное состояние.

«В Кузаранду она приехала с деньгами, большую часть которых отдала на строительство школы. Сама-то она была неграмотная и очень сожалела об этом, — говорит Валентина Кузнецова. — Еще она выхлопотала дачу на пудожском берегу для заонежан — то есть участок леса для вырубки, чтобы строить дома: Заонежье было так густо заселено, что своего леса для этих целей там уже не было».

Память о Федосовой — память об эпохе

Ирина Андреевна ушла весной 1899 года. Ее похоронили в Кузаранде, около церкви на Юсовой горе — там сейчас стоит памятник народной поэтессе. В Медвежьегорске имя Федосовой носит местная библиотека, а в Петрозаводске — целая улица в районе набережной, где она когда-то жила с мужем.

Памятник Федосовой в Кузаранде. Фото: из альбома "Ирина Андреевна Федосова - вопленица и поэтесса"

Памятник Федосовой в Кузаранде. Фото: из альбома «Ирина Андреевна Федосова — вопленица и поэтесса»

Эпоха Федосовой там оживает, когда музей «Кижи» устраивает праздник «Иллюзии Старого города». В такие дни на одной из улочек даже можно найти столярную мастерскую Якова Федосова — ее держат студенты Петрозаводского лесотехнического техникума.

«От публики не отбиться! Когда парни берут в руки рубанки, молодежь вокруг них собирается толпами, — рассказывает организатор проекта, преподаватель истории Галина Горбачева. — Я когда-то очень сильно была увлечена жизнью и творчеством Ирины Федосовой, изучала это всё и ребят тоже подключила. Мы с ними оббегали весь город, изучали ту эпоху, архитектуру конца XIX — начала XX века. А потом вдруг заинтересовались: где же сама Ирина Андреевна жила?».

Поиски вылились в настоящий детектив. Историки говорили одно, в Национальном архиве другое — там даже нашелся снимок здания, подписанный как «дом сказительницы Федосовой на Малой Слободской». Но жители Старого города возражали: дескать, этот дом явно более поздней постройки, и Федосова там жить не могла.

Главную подсказку дала историк Людмила Капуста: показала документ, где упоминается столярная мастерская и ее адрес: улица Соломенская. Сегодня это улица Куйбышева.

 

 

«Так мы определили примерный участок: дом стоял на пересечении Малой Слободской и Куйбышева», — говорит Галина Горбачева.

А еще у педагога есть классный час, посвященный Федосовой. Студентам ее плачи изучать полезно: в них — и жизнь крестьян 19 века, и образы женщин той эпохи, и загадочная душа Русского Севера.


Галина Горбачева. Фото: "Республика" / Леонид Николаев

Галина Горбачева. Фото: «Республика» / Леонид Николаев

Ирину Федосову как символ Карелии представляет преподаватель истории Петрозаводского лесотехнического техникума Галина Горбачева:

«Плачи Ирины Федосовой связаны с гущей народной жизни, в них — вся народная душа. Может быть, поэтому она один из символов Карелии.

Жизнь в нашем северном крае была не такая легкая, мы никогда не были богатым регионом. А в лице Федосовой у народа нашлась защитница. Многое из того, что отражено в причитаниях, остается актуальным во все времена: равнодушие властей, давление на народ.

Но люди не могли открыто высказываться по этому поводу, а Ирина Андреевна в своих плачах могла. Она выражала всю боль и страдания людей, правду их жизни.

Кроме того, Федосова — одна из тех людей, которые Карелию прославили. Не зря даже Некрасов ее образ взял в свою поэму «Кому на Руси жить хорошо».

Ну и про терапевтическое действие причитания Федосовой — это правда. Когда-то у меня умер близкий человек, я не находила себе места. А потом в интернете наткнулась на плач Ирины Андреевны. Почитала — и у меня отлегло от души. Эти стихи снимают боль и тоску, когда их читаешь, словно освобождаешься от горя, которое тебя охватывает».


Вопленицы XXI века

Традиция причитать на свадьбах и похоронах угасла в прошлом веке. Плачи теперь услышишь разве что на реконструкции старинного обряда. Одной из первых тридцать лет назад стала реконструкция заонежской свадьбы в исполнении фольклорного ансамбля музея «Кижи».

На записи обряда можно услышать плач — невеста прощается с волей:

https://eb.utuoy/2xsEVfMwRoM

 

«Такого, чтобы мы на свадьбе у родных причитывали, конечно, нет, — говорит Наталья Михайлова, которая помимо фольклорного отдела музея руководит также ансамблем. — То есть нельзя сказать, что мы возрождаем эту традицию. Но мы делаем реконструкцию обрядов, чтобы знать, как это было. И кто знает, может быть, когда-нибудь это снова станет актуальным. Такое уже происходило: в начале XX века причитания стали забывать, а перед началом Первой мировой и Великой Отечественной войн они снова вспомнились, потому что мужчин забирали в армию, потому что они гибли в сражениях».

Реконструировать плачи — большая научная работа, а не просто «выучил, пошел и спел». Артистам нужно сначала изучить большой пласт народного творчества и понять его механизмы, чтобы причитать в той манере, которая существовала в Заонежье.

 

 

«Мы, конечно, в какой-то степени проживаем ту ситуацию, для которой готовим причет, — продолжает Наталья Михайлова. — Некоторые причитания по этой причине мы не можем исполнять: например, те, у кого живы родители, не могут исполнять плач по матери — это же сила слова. Поэтому мы выбираем те, которые к нашей жизни применимы: например, оплакиваем того, кого на самом деле уже нет».

При подготовке реконструкции ансамбль опирается прежде всего на аудиозаписи плачей, сделанные в заонежских деревнях. С Федосовой сложнее, потому что существует только одна запись духовного стиха в ее исполнении. Но сейчас, когда у артистов уже есть определенный опыт, причитания Ирины Андреевны могут стать для них новым источником вдохновения.


 

При подготовке текста использовались материалы альбома В. Кузнецовой, И. Набоковой и Д. Абросимовой «Ирина Андреевна Федосова — вопленица и поэтесса».


Над проектом работали:
Мария Лукьянова, редактор проекта
Анастасия Крыжановская, журналист, автор текста
Леонид Николаев, фотограф
Павел Степура, вёрстка
Елена Кузнецова, консультант проекта

Идея проекта «100 символов Карелии» — всем вместе написать книгу к столетию нашей республики. В течение года на «Республике», в газете «Карелия» и на телеканале «Сампо ТВ 360°» выйдут 100 репортажей о 100 символах нашего края. Итогом этой работы и станет красивый подарочный альбом «100 символов Карелии». Что это будут за символы, мы с вами решаем вместе — нам уже поступили сотни заявок. Продолжайте присылать ваши идеи. Делитесь тем, что вы знаете о ваших любимых местах, памятниках и героях — эта информация войдет в материалы проекта. Давайте сделаем Карелии подарок ко дню рождения — напишем о ней по-настоящему интересную книгу!