На поклонных крестах в Красном Бору висят таблички с фотографиями и именами. Годы рождения на них разные, годы смерти – одни и те же: 1937 и 1938. Здесь, под Петрозаводском, лежат останки почти двух тысяч человек, репрессированных в годы Большого террора.
30 октября, в День памяти жертв политических репрессий, к мемориалу приехали десятки людей. Они несли цветы и свечи, и главное – память о тех страшных событиях.
Вера Ильина до сих пор не может спокойно говорить о своем отце, хотя со дня его смерти прошло больше 80 лет. Михаил Сергеевич Пулькин был не местным: он приехал в Карелию в 1930 году поднимать лесную промышленность. С ним приехали еще несколько человек, и всех расстреляли – одного за другим.
– Папу забрали в 37-м. Мы тогда жили в Кондопоге, потому что оттуда же началось развитие лесного хозяйства. Мне было два года, брату – шесть месяцев. Ночью черный «воронок» приехал – и забрали. Папин руководитель в Питер уехал, но его тоже расстреляли: видимо, хорошо хлопотал за репрессированных товарищей – за то и получил.
В Красном бору оборвались жизни 1196 человек: 580 финнов, 432 карела, 136 русских и 48 представителей других наций. Общественник Анатолий Григорьев называет это настоящей национальной трагедией. В Красном бору лежат останки сразу нескольких его родственников.
— Тут был расстрелян мой дед, Ипатов Павел Васильевич. Он был счетоводом и членом ВКП(б), но перед расстрелом его из партии исключили. Кроме него тут лежит муж маминой сестры и еще несколько более дальних родственников. Нам обязательно надо помнить эти трагические события. Нельзя даже косвенным образом умалять вину тех, кто это совершил. И нельзя допустить хотя бы чуть похожего на то, что было в то время.
Дед Светланы Потаповой погиб не в Красном бору. Его арестовали в декабре 1937-го, и долгое время семья вообще ничего не знала о его судьбе. А потом в Карелии нашли место массового расстрела политзаключенных – Сандармох. Именно там в январе 1938 года погиб Антон Егорович Фешов.
— Только благодаря Юрию Дмитриеву, который открыл Сандармох, мы наконец узнали место захоронения дедушки. Он в свое время был крестьянином-хуторянином. Революцию он принял на ура, поддерживал советскую власть. В газете «Красная Карелия» мы нашли его фотографию, его снимали как лучшего хозяйственника того времени. Но в колхоз он идти не хотел. Его сначала сослали в Сибирь на три года, а когда вернулся – через год арестовали.
5 августа, в День памяти жертв Большого террора, Светлана с семьей ездит в Сандармох, чтобы положить цветы к табличке с именем деда. А в Красный бор она приехала помянуть тех, кто разделил судьбу Антона Егоровича.
В память о жертвах расстрелов помолились, потом помолчали. К мемориалу возложили цветы, несколько слов произнесли собравшиеся – представители власти, духовенства, общественных организаций.
— Политические репрессии стали страшной трагедией для всего нашего народа, — сказала первый вице-спикер карельского парламента Ольга Шмаеник. – Эти страшные времена в национальной истории невозможно забыть и нельзя ничем оправдать. Только историческая память каждого из нас, память общества и государства будет мощнейшим предостережением от повторения подобных событий.
Такая же церемония прошла утром и в Петрозаводске, на Зарецком кладбище. Там лежат останки 400 человек, которые в начале 90-х годов обнаружили в массовых захоронениях на СКЗ и в Бесовце. В три этапа их перезахоронили на кладбище рядом с Крестовоздвиженским собором.
Из четырех сотен человек, лежащих в братской могиле, имена удалось установить только у сорока двух. Но те, кто пришел сегодня с цветами на кладбище, доказали: даже о безымянных жертвах репрессий помнят.