Страшно смешно: в Петрозаводске ставят «Ревизора» для взрослых

Режиссер Игорь Казаков не изобретает новый жанр для классики, а ставит «Ревизора» как комедию. Получается очень смешно и как-то жутковато. Большое впечатление производят сценография спектакля и огромные фантастические маски, которые придумала художник Татьяна Нерсисян. Ее талант изобретать фантасмагорические образы зрители могли оценить по спектаклям «Сад» и «Сирано де Бержерак». «Республика» поговорила с режиссером спектакля Игорем Казаковым про гений Гоголя, актуальность материала, актерскую работу на преодоление и абсурд, замешанный на страхе.

Режиссер Игорь Казаков. Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Вы поставили «Гамлета» в жанре «трагифарш», «Пиковую даму» — в жанре «китч». А «Ревизора» ставите просто как комедию?

— Комедия – сложный жанр. Нужно постараться, чтобы быть смешным, но не стать вульгарным. Нужно постараться и обойтись без штампов. Этот материал мы решаем в водевильном ключе, отсюда — бешеный темп, курьезы, комичность положений, в которых оказываются герои. Мы пробуем делать так, чтобы это было смешно. Смешно и страшно.
Гоголь вообще мастер такого микса эмоций. Он умудряется в одном произведении смешать тонкие и грубые краски, он свободно перемещается от мягкой иронии до желчной сатиры, — все это у него амбивалентно. Мы тоже пробуем делать это на условном коромысле смешного и немножко страшного.

Эта история от начала до конца построена на страхе. Именно патологический страх разоблачения толкает героев на совершение нелепых, необдуманных шагов. Одно обстоятельство наваливается на другое, и эта куча растет как снежный ком, — это и смешно, и страшно. «Над кем смеетесь? Над собой смеетесь!» Мы тоже пытаемся посмеяться над собой: над нашей узколобостью, мещанством, над нашими пороками. Николай Васильевич предоставил нам для этого огромную базу. Нам забавно в этом всем вариться, потому что ситуации дурацкие на самом деле, и мы по-дурацки куражимся, пробуя этот материал.

На репетиции спектакля «Ревизор». Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Анна Андреевна и Марья Антоновна – это карикатуры на героинь. Они очень смешные, конечно.

— Они все карикатуры. Гоголь говорил: дайте мне анекдот, и я сделаю из него пятиактную комедию. «Ревизор» — это чистой воды анекдот, поэтому все герои шаржированы, карикатурны. Это подчеркивают и маски, которые сами по себе иллюстративны. Маска точно сообщает, что эти люди – функции, что здесь нет психологических характеров, а есть такие вот фантики. На этом карнавале лжи все эти маски очень уместны.

Все маски имеют печать какой-то единой заиндевевшей эмоции. Кажется, что каждого героя сфотографировали в той самой знаменитой финальной сцене, где все они замирают в немой картине, и с этой физиономией они ходят весь спектакль. Именно поэтому они все такие красавчики и есть.

Осип (Владислав Тимонин) и Хлестаков (Родион Михно). Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Думаю, артистам нужно приложить много усилий, чтобы приспособиться к своей маске. Ко всему прочему им приходится постоянно ходить по перекошенной площадке. Это такой спектакль на преодоление?

— Мне кажется, легкий результат в театре – это какой-то обман или самообман. Мне кажется, легкого театра не бывает в принципе. За любой выдающейся вещью всегда стоит приличный интеллектуальный и иной труд. Здесь, мне кажется, провокация в том, что все неудобно. Весь этот город как бы сходит с ума. Пространство неправильное, напоминает покосившуюся хату или телегу, которая разваливается на ходу. Это — доведенная до определенного предела среда в городе N, которая уже давно стала неудобной. Эта среда – само по себе препятствие для героев. Потом, мне кажется, что иногда неплохо, когда актеру неудобно работать на репетициях. Это провоцирует его на существование в постоянном напряжении и обостряет конфликт.

— Актеры стонут на репетициях?

— Стонут, конечно. Но так ласково, нежно, не в голос. Работать с маской очень непросто, потому что она сама по себе очень экспрессивна, ее выразительность требует предельной точности и исключает любое проявление быта. Это соответствует автору, мастеру создавать гротеск и абсурд. Я могу сказать, что труппа Театра кукол находится в очень хорошей форме, актеры трудолюбивые, не боятся пробовать, искать. Настоящие соратники.

— Недавно в Екатеринбурге вы поставили спектакль «Гоголь.Триптих», включающий в себя две петербургские повести – «Шинель» и «Записки сумасшедшего», а также «Повесть о капитане Копейкине» из поэмы «Мертвые души». С чем связано такое частое обращение к автору?

— Я к Гоголю давно подбирался, он — коварный автор. Гоголь не может быть поставлен «на чуть-чуть», не может быть «неплохо сделан». Гоголь гениален. И ты, когда берешь такого автора, невольно вступаешь с ним в творческое единоборство: либо автор тебя распластает, либо вы договоритесь, и на это можно будет смотреть. На первый взгляд автор кажется заманчиво простым. Когда ты его читаешь – все легко и изящно, но как сделать так, чтобы зритель испытал те же самые эмоции? Гоголь очень сложный по форме, поэтому я так долго к нему не приближался. А в этом году он появился сам, и это было органично. Гоголевский абсурд проявился и сказал: вот что нужно сейчас ставить.

Городничий (Олег Романов) и Свистунов, Держиморда и Пуговицын (Светлана Романова). Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— Спектакль точно для взрослых, не для семейного просмотра?

— Гоголь вообще не для семейного просмотра. Гоголь очень страшный автор. В прямом смысле слова. У него произведения одно другого страшнее. «Страшная месть», «Мертвые души», «Шинель» — это суровые произведения. Как их изучать в школе? Только на уровне знакомства с мощью русской литературы, но не на уровне переноса этой литературы на сцену. Переносы произведения из «школьной программы» в театр связаны либо с инфантильностью режиссера, либо с поиском приема, позволяющего донести идею до зрителя.
Тема «Ревизора» — это взрослая история, циничная, здесь нет положительных героев, здесь все мерзавцы, которые талантливо, упоенно врут друг другу. Возрастное ограничение для нашего спектакля: 16-18 плюс. Это как минимум. Мать здесь «подкладывает» дочь под Хлестакова, чтобы решить какие-то свои локальные задачи. И такого много.

— Сколько будет идти спектакль?

— Примерно 1 час 50 минут. Пьесу мы взяли в полном объеме, но с купюрами. Театр кукол все же специфичен: то, что с текстом может долго делать драматический актер, не может сделать маска. Маска – та же кукла. Актеры работают с маской как с куклой, анимируя себя или своего персонажа. Между ними всегда есть дистанция.

Игорь Казаков. Фото: ИА «Республика»/Михаил Никитин

— В нашем театре все «взрослые» спектакли так или иначе связаны с «Золотой маской». Вам не мешает это делать свой спектакль?

— Театр и спорт – не одно и то же. Можно сделать какой-то корявый спектакль, но он будет новаторским, будет связан с режиссерским откровением, его искренним высказыванием. Ты будешь точно знать, что этому спектаклю ничего из высоких премий не светит, но он необходим тебе и зрителям как вопль, как крик души или как повествование о своих страхах или еще о чем-то. «Золотая маска» — это замечательно, конкуренция должна быть, но при этом выходить на конъюнктуру очень не хочется. Хочется ограничиться своим честным высказыванием на ту или иную тему и не оглядываться: дадут нам за это что-нибудь или не дадут. Я знаю замечательных режиссеров, аутсайдеров цеха, гениальных ребят, которые находятся на условной театральной обочине. Это такой достаточно драматический сюжет, но есть люди, которые не светятся на театральной карте, но это очень талантливые люди. И есть не очень симпатичные вещи, которые получают первые премии.

Случится награда – хорошо, не случится – и ладно: сейчас творческий процесс и его результат гораздо важнее, чем эти штучки на полке.