Восторгаться и заискивать

«Как только мы слышим иностранную речь, нам сразу хочется пообщаться, прикоснуться, прогнуться, снять с себя последнюю рубаху. Ведь это же иностранец. А как только мы видим мэра или депутата, любое лицо из телевизора, мы забываем все его прегрешения и расплываемся в улыбке – власть где-то рядом. Надо пожать ручку. Наше раболепие вызывает восторг».

Как только мы слышим иностранную речь, нам сразу хочется пообщаться, прикоснуться, прогнуться, снять с себя последнюю рубаху. Ведь это же иностранец. А как только мы видим мэра или депутата, любое лицо из телевизора, мы забываем все его прегрешения и расплываемся в улыбке – власть где-то рядом. Надо пожать ручку. Наше раболепие вызывает восторг.

Я видела, как преобразилось лицо моей 14-летней дочери, когда она заметила, как со мной поздоровалась министр культуры Карелии Елена Богданова.

— Ты что, с ней знакома?

И довольная улыбка весь вечер блуждала на лице дочки. Правда, она очень была разочарована во мне, когда узнала, что я ни разу не знакома с мэром города Галиной Ширшиной.

— Как? Ты же всех знаешь!

Я нисколько не удивляюсь этому стремлению дочери быть к властям поближе, ведь большинство взрослых так себя ведет. И к этому привыкаешь. Ругают власть почем зря, а потом случайно встречают большого чиновника на улице, и спина сама гнется книзу, как бы так пораболепнее позу принять, чтоб великое лицо заметило готовность служить.

В своем народе меня бесят чинопочитание, раболепие, желание лебезить и вилять хвостиком при виде знатного лица. Я видела на днях пренеприятную сцену, когда при деловом спокойном разговоре не последних людей в городе у одного из них перекосило лицо во время телефонного звонка:

— Тихо, Ширшина звонит! – заорал он так, будто все, что было в его жизни до этого момента, –  жалкая прелюдия, а все звонки и коммуникации не стоили и гроша. Мы сразу почувствовали себя людьми восьмого сорта.

Особенно наше фирменное раболепие бросается в глаза, когда приедешь из какого-нибудь карельского, по-настоящему карельского села. Как известно, карелы никогда не были в рабстве и сохранили свою гордость и дух свободы. И то, как общаются со всем миром карелы, вызывает восхищение. Они с виду суровы, но если посчитают тебя и твои поступки достойными, то будут говорить на равных. Когда в карельское село приезжает власть, карелы не гнут спину, а заставляют власть лебезить и оправдываться. И в тех же карелах никогда не встретишь заискивания перед иностранцем. Подумаешь, толпа немцев заселилась в старинный фамильный дом Егоровых в деревне Кинерма. Хозяйка дома Надежда Калмыкова одинаково с достоинством показывает свое семейное древо как атакующим немцам, так и робким студентам-практикантам. Надя стоит во весь свой статный деревенский рост и с гордостью вещает про своих предков, которые берегут деревню пяти домов и по сей день. Пусть и с небес.

Вспоминается мне одна знакомая, которая организовывала международный фестиваль в Петрозаводске. Иностранцы во всем были в приоритете. Но добила меня сцена в кафе после концерта:

— Иностранцы поели. Теперь можно звать русских музыкантов. Там пять порций осталось, пусть поделят между всеми.

Та же дочь моя Настя во время вчерашней прогулки вся загорелась и вытянулась во весь рост, когда услышала английскую речь на набережной.

— Мама, пойди поговори, это иностранцы. Ты же умеешь.

Многие обвиняют меня в том, что я излишне люблю восхищаться. Есть у меня такой грех. Но объекты моего восхищения уж точно не власти предержащие и не иностранцы, то есть восхищаюсь я людьми не по этой релевантности. Восхищают меня люди вне зависимости от статуса. Тут работает только один статус — «Человек». Или даже «Человечище». Я восторгаюсь людьми по делам их. И тут никто не собьет мне пафоса. Я восторгаюсь Светой Кольчуриной, которая приехала в Карелию из Кудымкара, чтобы помочь с идеями Пряжинскому этнокультурному центру и разбила летний сад, куда теперь местные ходят читать стихи, есть калитки и просто общаться. Восхищаюсь Катей Прохоровой, юным директором этого этноцентра, которая умудряется быть рубаха-парнем и проводить международные форумы на сотню участников. Проводить на высочайшем уровне, без косяков, но и без диктата и авторитаризма. Я не перестаю, и видимо, никогда не перестану восхищаться Карельским центром добровольчества и его добровольной рабыней Дашей Маковецкой, волонтером по духу и крови, Чипом и Дейлом наших мест, которая воспитывает бескорыстие в детях и подростках играючи, без морали и назиданий. Восхищаюсь, хотя редко это показываю, руководителем организации Nuori Karjala Алиной Чубуровой, которая родилась в деревне Тунгуда из 35 жителей, а рассказывает о ней на любом уровне: от карельского парламента до трибуны ООН в Нью-Йорке.

Даша Маковецкая (в центре) и ее всадники Добра

Даша Маковецкая (в центре) и ее всадники Добра. Фото: Наталья Ермолина

И каждый мой новый день формирует новый список объектов восхищения. И я рада, что могу, по Окуджаве, «восклицать и друг другом восхищаться». Потому что у меня есть алиби – я никогда не восхищалась человеком за то, что он мэр. Я восхищаюсь мэром Рейкъвика, хотя он об этом не знает. Но есть у меня грешок, я восхищаюсь министром культуры Карелии. Но не за ее должность. А за то, что со всех трибун она начинает говорить на карельском, на больших праздниках носит национальный костюм. Недавно я узнала, что она раздает свой номер мобильника в каждой деревне направо и налево всем бабушкам. И каждый сельский библиотекарь может позвонить ей днем и ночью и пожаловаться на жизнь. Не бережете вы себя, Елена Викторовна, сказала бы я ей. Но мне она тоже дала свой номер. Так что теперь, если будет трудно, позвоню Богдановой, поплачусь в жилетку. Подниму авторитет в глазах дочери.