Сергей Щебекин: «Ты здесь нужен»

Наш разговор с Сергеем Щебекиным, министром имущественных и земельных отношений, длился больше четырех часов. И всё это время министр отвечал на первый вопрос интервью: “Почему вы согласились приехать на работу в Карелию?” В итоге получился, пожалуй, самый откровенный выпуск проекта “Лица правительства”.

Сергей Щебекин. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Сергей Щебекин. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

— Мы познакомились с главой Карелии Артуром Парфенчиковым еще в 2008 году, когда он из Санкт-Петербурга приехал в Москву на должность заместителя главного судебного пристава Российской Федерации. Я к тому моменту уже работал в службе около 10 лет, практически с момента ее создания — в 1999 году пришел по объявлению рядовым приставом. У нас тогда ничего не было — ни транспорта, ни формы, ни оружия, ни спецсредств, только одна печатная машинка. Помню, как с первой зарплаты сами пошли и купили себе форму. Со второй — наручники и спецсредства.

* * *

— Я никогда не был судебным приставом-исполнителем. С исполнительным производством как процессуалист столкнулся гораздо позже, уже когда стал руководителем, а до этого работал по силовой составляющей — мы обеспечивали безопасность работы судов, в том числе личную безопасность судей и безопасность самих приставов-исполнителей, тех зачастую еще совсем девочек и мальчиков, которые ходят по адресам на исполнительных  действиях, на которых нападают, которых бьют и, к сожалению, даже убивают.

* * *

— Служба судебных приставов возникла в 1997 году. Разгул 90-х привел к тому, что решения судов в стране практически не исполнялись, никто не платил алименты, не возвращал долги. Судебные решения можно было получать бесконечно и бесполезно — механизм государственного правосудия в гражданском производстве не работал в принципе. Вениамин Федорович Яковлев, председатель Высшего Арбитражного Суда Российской Федерации, убедил президента Бориса Ельцина в том, что необходима служба, которая обеспечит исполнение решений судов в стране.

В Москве на тот момент речь шла прежде всего об исполнении решений арбитражных судов, направленных в основном на возврат потерянного в девяностые государственного имущества. Должниками были как рядовые бизнесмены, так и всем известные олигархи, скупившие, зачастую незаконно, после перестройки всё за копейки. Понятно, что в таких условиях никто судебных приставов не встречал с распростертыми объятиями. Серьезные дяденьки — профессиональные охранники частных агентств, а иногда и работники правоохранительных органов — в лучшем случае не пускали приставов-исполнителей на порог, в худшем — выкидывали за шкирку. Поэтому практически сразу службе понадобилось подразделение силового обеспечения, физической защиты, способное проникать на место и подавлять возможное силовое сопротивление. Мало кто знает, что само словосочетание «маски-шоу» вошло в обиход не из-за ОМОНа или спецназа, а после работы нашего приставского подразделения. И я даже помню, после каких конкретно исполнительных действий НТВшники нас так прозвали. Это были действия на Раушской набережной в центре Москвы в 2000 году, когда Росспиртпром через арбитражные суды по всей России возвращал ликеро-водочные заводы, потерянные государством в 90-х годах. В том числе завод «Кристалл» в Москве. По многим подобным делам мы были вынуждены работать в масках и скрывать лица, а наши персональные данные были засекречены.

Сергей Щебекин. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Сергей Щебекин. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Кроме физической защиты приставов наше подразделение также осуществляло безопасность всех самых громких и сложных судебных процессов, проходивших в то время в Москве, — Мавроди, Ходорковский, Лимонов, а также, например, главный наркобарон столицы, который даже в паспорте изменил своё имя на Аль Капоне.

Водил сотрудников  на экскурсии в тюрьму

— Один из первых шагов Артура Олеговича на посту директора службы судебных приставов — создание управления по противодействию коррупции. Я возглавил один из его отделов. Со своим большим прокурорским опытом Артур Олегович прекрасно понимал, насколько велики коррупционные риски у пристава, если у него зарплата 14 тысяч, а на руках —  исполнительные листы на миллиарды.

96%  выявленных коррупционных преступлений — результат работы нашего управления, признанный всеми правоохранительными органами. Это значит, что мы своими силами в своих же рядах обнаруживали девяносто шесть злодеев из ста. И это при отсутствии полномочий по оперативно-розыскной деятельности, но, конечно, нам помогали смежники из силовых структур.

Важнее для нас было даже не поймать, а предотвратить коррупционные преступления, создать такие условия, чтобы в голову никому не приходило брать взятки. Свою основную миссию я всегда понимал так: как руководитель я несу ответственность за подчиненного  прежде всего перед его семьей. И моя задача — не дать человеку попасть в тюрьму. Если сегодня из-за 10 тысяч рублей пристава посадят, то завтра его жизнь и жизнь его детей будет сломана как спичка. До конца дней ни в чем не повинному ребенку придется писать в анкете: родитель привлекался к уголовной ответственности по коррупционной статье. И многие пути  для него будут закрыты. Поэтому главная антикоррупционная задача — не сажать, а проводить профилактику. И способы были самые разные, вплоть до экстравагантных. Будучи главным судебным приставом Республики Коми, а впоследствии и Свердловской области я, например, сам лично вновь пришедших на службу приставов водил на экскурсии в тюрьму. Когда за тобой, пусть даже на несколько минут, защелкивается замок камеры, ты запоминаешь это чувство на всю жизнь. И если этот урок спас от искушения хотя бы одного человека, то мои усилия были не напрасны.

«Когда приговор оглашают — он всё готов отдать»

— Именно при Артуре Олеговиче у приставов появились полномочия, которых до этого не было никогда: например, запретить должникам выезд за границу — это абсолютно его идея. И сейчас с помощью этого инструмента взыскиваются миллиарды. В первую очередь — алименты и уголовные штрафы за преступления, в том числе коррупционной направленности. У нас ведь как считается, если человек в тюрьму не сел, а только к штрафу приговорили — повезло. И когда приговор оглашают подсудимому, он всё готов отдать государству. А как только перевел дыхание, ищет способ не платить и желательно вообще за границу уехать.

Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Фотография Артура Парфенчикова в кабинете Сергея Щебекина. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Фотография Артура Парфенчикова в кабинете Сергея Щебекина. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

На мой взгляд, за 9 лет руководства Артура Олеговича служба судебных приставов стала одним из самых мощных государственных органов из не относящихся к спецслужбам. С самыми широкими полномочиями. Ему удалось в рамках одного правоохранительного госоргана совместить несовместимые вещи. Силовую составляющую и открытость службы к гражданам. Мощь механизма государственного принуждения и возможность комфортно погасить долги. И добиться этого мог только он. Своей искренностью и целеустремленностью, своей самоотдачей и самопожертвованием. Он ведь реально все эти девять лет неделями жил на работе. Я это знаю хотя бы по потому, что по его просьбе мы ему списанную армейскую кровать в кабинет доставали.

«Карельская коррупция вошла в привычку»

— Карельская коррупция в массе своей бытовая: не подмажешь — не поедешь. И страшна она не количеством или размером сумм взяток, а тем, что вошла в привычку. Ты мне деньги — я тебе земельный участок. И ничего, что по закону этого делать нельзя, потому что, например,  прибрежная зона. Если очень хочется, тогда можно.

При этом  «счастливый обладатель» этого участка даже не задумывается, что завтра или через 10 лет построенный на этой земле дом или гостиницу заставят снести через судебное решение. Причем за его же счет. Именно это мы уже проходили вместе с главой, когда в службе приставов сносили  20-этажные отели, незаконно построенные на берегу моря в Сочи, или многомиллионные виллы возле Истринского водохранилища в Подмосковье. Закон рано или поздно восторжествует, и это реальность. Кому тогда кроме нечистых на руку чиновников будет радость от этой сделки? Они то уже свое получили.

* * *

—  Если мы спросим людей на улице: «Каким основным качеством должен обладать министр имущественных и земельных отношений?», я думаю, процентов восемьдесят ответят: «Не воровать». Видимо, мой опыт работы по противодействию коррупции послужил одной из причин, по которой Артур Олегович назначил меня на мою сегодняшнюю должность.

* * *

— Сейчас все больше экспертов признает, что сегодняшнее инвестиционное законодательство Карелии — одно из самых комфортных и привлекательных для ведения бизнеса в России, в том числе и в части предоставления предпринимателям имущества и земли. И мы планируем продолжать над ним работать, лоббируя интересы республики на федеральном уровне. В первую очередь это касается предоставления земель в водоохранных зонах и зонах водозабора. Определенные успехи уже есть.

* * *

— Я каждый день без выходных и праздников общаюсь с гражданами и представителями бизнеса лично и в соцсетях, вникая в каждую проблему. В большинстве случаев мы находим решения, которые устроят всех и не нарушат закон. Могу признаться: каждый раз, когда нам удается решить проблему, которая до этого не преодолевалась годами, я испытываю настоящее удовольствие от хорошо сделанной работы.

Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

— Наше министерство — один из тех органов государственной власти, реально наполняющих бюджет Карелии. В этом году доходы в региональный бюджет от управления и распоряжения государственным имуществом Республики Карелия выросли более чем на 84 миллиона рублей. Кроме того, в 2017-2018 годах министерство провело большую работу, чтобы выявить объекты, подлежащие налогообложению по кадастровой стоимости. Прежде всего речь идет о торговых центрах. По оценкам Минфина, это обеспечит дополнительно еще 90 миллионов рублей налоговых поступлений в региональную казну.

«Мне искренне хочется ситуацию поменять!»

— Глава и члены правительства сейчас активно и успешно привлекают федеральные деньги и частные инвестиции  в Карелию. Без этого нам не справиться. Моя задача — законным и прозрачным способом, с учетом всех особенностей и ограничений найти и предоставить землю для этих проектов. Нам ведь в Карелии нужен онкоцентр? Нужен. У нас одна из самых больших смертностей от онкологии — эта беда касается здесь многих. Я и сам не понаслышке знаю, что такое онкобольной человек в семье.

Мне жалко жителей республики, которые здесь, в Карелии, имеющей огромный природный и уникальный человеческий потенциал, всю жизнь работают в тяжелых условиях и в конце концов не получают отдачи от власти. И мне искренне хочется эту ситуацию поменять. У меня есть возможность сравнивать. Я знаю, как живут люди в других субъектах, в том числе и самых развитых. И я абсолютно уверен, что жители республики, к которым причисляю уже и свою семью, должны жить более достойно.

«Развития Карелии никто не ожидал»

— Вряд ли вы поверите, но одним из самых значимых результатов своей годовой работы  в Карелии я считаю то, нам удалось найти участок для многодетной семье Чепуковых. 5 лет им не могли выделить положенную по закону землю — предлагали то на пожарище, то на месте, где должен быть построен многоквартирный дом. И всё якобы потому, что в их сельском поселении везде водоохранные зоны. Вместе с Анной Чепуковой я исползал весь поселок вдоль и поперек. И могу с уверенностью сказать,что дело не только в этих зонах. Беда в том, что сами градостроительные планы населенных пунктов глубоко депрессивны. У меня как у человека со стороны вообще есть ощущение, что эти градостроительные планы и правила землепользования и застройки в муниципальных образованиях республики никогда в принципе  не подразумевали, что наши населенные пункты могут развиваться. Всё было заточено на то, что люди будут уезжать, а поселки и деревни вымирать — так естественным образом необходимость работать над перспективой развития отпадет сама собой.

Вы бы видели, с каким недовольством и упорством некоторые главы муниципальных образований относятся к тому, что мы их заставляем менять градостроительные планы, расширять поселения, включать в них новые земли! Для чего это нужно? Чтобы земли, которые находятся рядом, перешли в состав земель населенного пункта и там можно было бы строить дома для переселенцев из аварийного жилья, предоставлять участки многодетным семьям и молодым специалистам. Мы же не в лесу будем людей селить, не в поле!

Сергей Щебекин. Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Сергей Щебекин. Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Я не понимаю, почему ситуация с выделением участков в Карелии была доведена до такого кризиса. Могу предположить, что предыдущее республиканское руководство этим не занималось, допустим, им это было не очень надо. Но местная власть почему молчала, почему не били во все колокола?

«Не навредить государству и не навредить людям»

— В любой ситуации важен человеческий подход. Мне в свое время приходилось исполнять очень тяжелые решения судов. Например, в Свердловской области я был обязан взыскать с завода десятки миллионов долларов долгов по кредитам, взятым в 90-х у так называемых западных партнеров. И я прекрасно понимал, чем это закончится для завода — его просто не будет. А это градообразующее предприятие, 30 тысяч человек живут в городе — половина работает на заводе. И как главный судебный пристав субъекта я знал, что завтра у этих людей закончатся накопления и они окажутся на улице. Что им тогда делать? Работы в городе больше нет — они пойдут спиваться и грабить, разрушатся семьи, останутся дети, опять-таки появятся алименты, которые будет нечем платить. Это один из тех случаев, когда исполнение законного решения суда может поставить под угрозу вымирания целый город. В таких ситуациях приходится в рамках закона искать возможность не навредить. Не навредить государству и не навредить людям. Мы находили решения, подключая всех и вся, работали с региональной властью, с полпредством, обращались за помощью в надзорные и силовые органы. Завод и город удалось сохранить.

Фото: ИА "Республика" / Леонид Николаев

Фото: ИА «Республика» / Леонид Николаев

Был случай в Нижнем Тагиле, который я запомнил на всю жизнь. Нам надо было исполнить решение суда: в сорокаградусный мороз женщина абсолютно законно выселяла на улицу парализованного отца, 90-летнюю мать-пенсионерку и родную сестру с мужем и маленькими детьми. Без предоставления жилья. Понятно, что у них были свои отношения, но как нам это было исполнять? Я приехал на место, и мы вместе с прокурором Тагила пошли к взыскательнице просить отозвать исполнительный лист. Подбирали слова, искали аргументы. И убедили ее в итоге. Суд не смог, родственники не справились — а мы, два чиновника, убедили.

«Не сидеть с главным приставом за одним столом»

— Мне довелось руководить управлениями службы судебных приставов в очень разных регионах. В Республике Коми, в Свердловской и Московской областях. В Коми меня направили после того, как двух моих предшественников там привлекли к уголовной ответственности. Это был первый подобный факт среди главных приставов в России, а тут сразу двоих и практически  подряд. На первом же совещании у главного федерального инспектора прокурор республики молча встал и вышел, мы даже познакомиться не успели. Оказывается, он дал слово никогда больше не сидеть в главным судебным приставом за одним столом — настолько был низок авторитет службы в регионе. Пришлось исправлять ситуацию. Это удалось, хотя было очень тяжело.

 

Я никогда не выбирал себе работу полегче, хотя на определенном этапе у меня была такая возможность. Всегда держался за людей, а не за должности. Поэтому когда Артур Олегович практически сразу после выборов сказал: «Ты здесь нужен», я не задавал лишних вопросов — попросил нового директора службы поскорее меня уволить и уехал. Мало кто тогда меня понял: после 18 лет отданных службе, помотавшись по стране, на пике карьеры, из родного Подмосковья… Меня поддержали только очень узкий круг и семья. Но вот ведь как получилось: самые близкие мне люди и друзья теперь живут и работают рядом со мной в Карелии.

«О повышении жены узнал на совещании»

— Я не очень понимаю свою жену — как она со мной живет, я бы на ее месте, наверное, не смог так. Ведь для любой женщины очень важно создавать и поддерживать семейный очаг, строить планы на будущее. Мы познакомились на службе, десять лет назад, ей было всего 22 года. И с тех пор она со мной мотается по регионам. При этом она очень самостоятельна и ответственна. Как только узнает «прекрасную новость» о переезде, сразу начинает искать возможность перевода по службе в новый субъект. Вопрос о возможности «посидеть дома» даже не обсуждается. Имея многолетний опыт работы в прокуратуре Свердловской и Московской областей, сейчас она продолжает работать в Петрозаводской городской прокуратуре помощником прокурора города, пока на временной, декретной должности. Просить за себя она мне запрещает. У нас в семье это настолько не принято, что я даже о ее повышении в Подмосковье, когда она стала старшим помощником прокурора Подольска, узнал от прокурора Московской области на совещании,через месяц после назначения. Сначала даже обиделся на нее, а потом принял. У нас дома работа не обсуждается.

 

— Первый раз я уехал работать из Москвы в Свердловскую область, когда дочке был всего месяц. Увиделись только через полгода. Сейчас Маше восемь лет, из-за наших переездов она успела сменить пять детских садов и две школы. Зато теперь она умеет входить в любой коллектив как нож в масло — это должно ей пригодиться в жизни.

Кстати, из того, что я успел увидеть, могу сказать, что уровень образования в школах Карелии гораздо лучше, чем в Москве. Здесь детьми серьезно занимаются, у них постоянные кружки, занятия, творчество. Здесь ребенок развивается лучше. Имеет больше самостоятельности. И уровень получаемых знаний гораздо выше. Сейчас мы позволяем дочери кое-какие вольности, на мой взгляд, даже балуем ее, потому что знаем, что скоро ей придется непросто: впереди кадетское училище, а впоследствии, скорее всего, и военное. Она это уже понимает и тоже настраивается. Надеюсь, что к тому времени наше карельское Президентское кадетское училище откроет набор девчонок.

«Не стреляют, топор не кидают»

— На личных заслугах в работе и карьере я внимания не акцентирую. Искренне считаю, что мне просто повезло в жизни — всегда попадались хорошие учителя и наставники. Причем необязательно руководители. Я стараюсь учиться всегда и у всех, в том числе и у подчиненных. Иногда прошу их: «Научите меня, убедите. Вы же специалисты, эксперты».

Как только ты возгордился и решил, что сам всё лучше всех знаешь, начался твой путь в никуда, ты встал на дорогу снобизма. А этого быть не должно.

Я прошел все до одной ступеньки карьерной лестницы федеральной службы. Если и перескакивал в чинах, но не в должностях, то только потому, что работал круглосуточно, а иногда и с риском для жизни.

 

Не скрою, бывает, припрет —  вымотался, устал, в голову приходят мысли: «Да зачем тебе то все это надо!». Тогда я вспоминаю: а ведь бывали времена и тяжелее… Сейчас не стреляют, топор не кидают, ножом не тыкают, впятером одного не бьют — ты сидишь в теплом министерском кабинете. И я говорю себе: «Бросай валять дурака, берись за работу. Всё познается в сравнении».

Хотя иногда мне кажется, что сейчас у меня самая трудная работа за всю мою  жизнь.


Над  материалом работали:

Мария Лукьянова,
Александр Батов

 

«Лица правительства» — авторский проект «Республики». Как живет человек во власти? Как он принимает решения? Во что верит? Давайте встретимся с людьми, которые на данный момент определяют политическую, экономическую, социальную и культурную жизнь нашего региона, посмотрим им в лицо и зададим прямые вопросы. Давайте просто по-человечески поговорим.