Песня попугая

Песня попугая

 

Мой хозяин –

Бездомный старик,

Всё богатство его – шарманка.

На перроне у полустанка,

Причитая: «Эх, жил бы Сталин…» – Крутит ручку былой фронтовик.

 

Целый день на шарманке сижу –

Попугай по имени Ара,

Знаю службу свою, не тужу,

Хоть я стар, и давно подагра…

И гнусавит шарманка вальсок, Гражданин, отвлекись на часок,

Доставай поскорей полтину,

Я тебе подыщу билет,

В нём прочтёшь: «Счастьем полон свет», – И забудешь на миг рутину.

 

Мой хозяин –

Карельский мужик.

В детстве – лес, да лодка-кижанка,

Да грибы, да шапка-ушанка,

Первомай: «Да здравствует Сталин!» После – брага, дружки, змеевик…

 

Жил себе не тужил до поры –

В колдовских краях под Олонцем,

Где нет спасу от мошкары

Под холодным карельским солнцем,

Где озёр голубых – не счесть,

Где в лесах грибов – не унесть,

По полгода – белые ночи,

А зимой – бесконечная тьма,

По трубу в сугробах дома…

Тут война – дни ещё короче…

 

Мой хозяин – Он был строевик,

Всех делов-то – шинель, да портянка,

Да заслуженная «Берданка»,

Политрук орёт: «С нами Сталин!» –

Но и он вдруг к земле приник…

 

Пуля – дура, штык – молодец:

«Твою мать!» – и вперёд, в атаку,

Но недолго бежал боец,

Не случилось ввязаться в драку.

Роты нет, и ротного нет,

Над поляной чуть брезжит свет…

Понял он: не убит, контужен…

Тишина – ни своих, ни чужих,

Ни старшин, ни солдат простых – Никого. Но жив, хоть недужен…

 

Мой хозяин –

Не стон и не крик –

Подлечила его селянка, –

Дров вязанка да щец лоханка…

Немчура вокруг, где там Сталин…

Слава Богу, не большевик…

Вороньём налетела война –

Погорельцы да пепелище…

А кому-то и мать родна –

Под немецкий топор топорище. Коммунистов с жидами – в расход,

И без отдыха дальше в поход…

Не нашли, не шибко искали –

Отлежался в хлеву солдат,

И никто не донёс – свят-свят!

Так и жили, дней не считали…

 

Мой хозяин –

Спьяну он дик,

Вылезает души изнанка,

Схомутала его Лубянка,

Он же верил: «Эх, знал бы Сталин…» – Колыма, Магадан, рудник.

 

Сорок пятый, Победа, весна, Возрождается жизнь в глубинке:

«Эй, кому там светёлка тесна?

Нынче танцы у нас в низинке!» Наплясавшись, упились всласть –

Ну чихвостить колхозну власть:

По указке, мол, жнут и сеют,

А не так, как разум велит,

Кажный ране был пьян и сыт –

Ныне друг за дружкой глазеют…

 

Мой хозяин…

Ну да, материк –

Не скатёрка, блин, самобранка,

Лишь стакан да хлеба буханка…

Дуба дал, наконец-то, Сталин,

Долбанул, видать, паралик.

 

Отпустила его Колыма,

Дали сидор, краюху хлеба

Да билет Магадан-Бугульма…

Расцветать начинает верба,

Он уже на краю села –

Всё спалило время дотла,

Пощадило одну шарманку…

Есть как есть – ни кола ни двора, Протрезвел – и уже с утра

По-солдатски слепил землянку.

 

Мой хозяин –

Он пёр напрямик

И не думал, что жизнь – подлянка…

Вот стоит он у полустанка,

Повторяет: «Бандит был Сталин,

От бандита остался пшик…»

 

Самокат

Вдруг неожиданно, так некстати Взорвалось в памяти,

Как тот безногий на «самокате»

Просил у паперти.

На нём тельняшка и что-то ниже

Не первой свежести,

И я страшусь подойти поближе –

Видать, попервости.

Сидел он молча, пред ним пилотка

Для подаяний;

Глоток пивка, табаку щепотка –

Предел мечтаний.

Таких на Зареке, у кладби́ща

Немало было,

Но в одночасье безногих нищих

Как будто смыло.

Не удалось повстречать мне больше

Того солдата,

И только память с годами горше

Саднит, ребята…

 

Богомаз

– Ты кто, ответь мне?

– Богомаз.

– Встречал тебя я как-то раз

И видел, как ты малевал, –

И мне напомнили овал

На фоне неба,

И губ упрямых уголки,

И глаз горящих угольки –

Краюху хлеба

В руках у нищенки одной.

Она с протянутой рукой

Стояла и глядела вдаль,

В глазах её жила печаль –

Не видел горше,

И с губ неслышный рвался крик,

Мол, был бы жив её старик,

Когда б не в Польше,

В забытом Господом селе

С кровавым следом на челе

Остался спать в сырой земле…

– Скажи, художник,

С кого святых рисуешь ты,

Чья скорбь ложится на холсты,

Чтоб я, безбожник,

В себя принять смог эту боль,

Которой – поперёк и вдоль –

Мир этот полон!

Святые – с головы до пят, –

Твои мадонны всех простят,

Равняя павших.

А я?.. Я человек простой,

Не богомолец, не святой,

Мне мил весенний травостой

И летний дождик,

Люблю по осени грибы,

Уютный быт лесной избы,

Свой огородик…

Но не научен я прощать,

Мне больно, если плачет мать,

Скорбя о сыне,

Не возвратившемся с войны

И не дождавшемся весны

В холодной стыни.

И мне не жалко, если враг,

Сражённый в битве за Рейхстаг,

Был сыном тоже, –

Не пожалею, не прощу,

Я лучше тихо прошепчу:

«Помилуй, Боже…»

– Рисуй же женщин, богомаз,

И выставляй их напоказ

В простой одёже,

Они – кто младше, кто старей –

На всех скорбящих матерей

Лицом похожи.

 

***

Что, не спится, дед Михай?

Молишь, падла, о прощенье

За былое прегрешенье? –

Нет прощенья, полицай!

 

Вспомни, кто был твой сосед,

С кем ты говорил на идиш,

Кто взрастил тебя, подкидыш,

Кто спасал тебя от бед?

 

Кто помог отстроить дом

После жуткого пожара?

Кто тебя спас от угара?

Вспомни: твой сосед Шалом.

 

С кем ты в Песах ел мацу,

Кушал халу по субботам?

Пусть и был ты обормотом,

Но бежал, как сын к отцу,

 

Чтоб поведать о делах,

Хоть и был сосед евреем.

Как же стал ты лютым зверем?!

Или понял: дело – швах?

 

Как нагрянула война,

Мигом стал ты полицаем.

Что ты делал за сараем

От темна и дотемна?!

 

Где любовь твоя Рахель,

Аль забыл о недотроге? –

Все сгорели в синагоге…

Ты ж хотел в её постель,

 

Но она дала обет

Встать невинной под хупою.

Может, был ты с перепою?

Всё одно – прощенья нет!

 

Что, не спится, дед Михай?

Всё в глазах мелькают лица? –

Знать, пришла пора молиться,

Бог ли, чёрт с тобой – нехай!

 

Каунас. IX форт

Вновь над девятым фортом вороньё Повисло, как когда-то, чёрной тучей. Верны они своей повадке сучьей,

В их грае слышу я: «Враньё! Враньё!»

 

Вокруг в полях не кошено жнивьё…

Всех в общей яме закопали кучей.

Где, Верещагин, твой талант могучий?! Гора очков, ботиночек, рваньё…

 

Их было тридцать тысяч убиенных: Литовские евреи, горстка пленных,

С евреями французский эшелон…

О чём вороны каркают над фортом?

О давней, в сорок третьем, встрече чёртом, Он, зная ад, был очень удивлён…

 

Отцу в День Победы

Диптих

1

Мне рассказы твои о войне, как мольба, Не забыть, где месили вы грязь.

Неужели на мне обрывается связь? – День Победы – второй без тебя.

 

Мои дети ещё что-то помнят и чтут, – Души им не сковал мороз, –

И медали, что ты ещё с фронта привёз, – На блошиный развал не снесут.

 

Рюмку водки налью и взгрустну о тебе

В этот маем обласканный день.

Как и ты, я сполна благодарен судьбе, Только жаль – не цветёт здесь сирень…

 

2

Мне нашёптывает вновь память

О давно прошедших годах…

Я ведь не был с тобой в Петсамо

И не мёрз в карельских лесах,

Не форсировал Свирь с медсанбатом И не спал на сырой земле…

 

Ты ушёл, и тебя нет рядом,

Только лучик из царства теней…

 

9.05.09

 

Холокост

Они не умирают никогда,

Так и бредут в пыли по бездорожью –

По всей Европе, по осенней пожне,

Не зная и не ведая – куда…

 

Их разметала ненависть по свету,

Их имена – лишь цифры на запястье Отметкой о слепом еврейском счастье.

И нет вопросов, есть одни ответы…

 

Вагоны

Куда-то вдаль покорно шли вагоны*…

На стыках рельсов дробный перестук – Как стук сердец загубленных подруг… Бессмысленно шальные перегоны Отмеривали скотные вагоны

Под мерное зловещее тук-тук…

Усталое сплетенье ног и рук,

И ночи – бесконечны и зловонны… Покорно в никуда бегут вагоны –

Нет сил, почти совсем умолкли стоны. Чечёточный колёсный перестук

Да жёлтых звёзд давидовы заплаты…

Угасших этих звёзд координаты: Майданек, Биркенау, Равенсбрюк…

 

*) Строка из сонета «Встреча» Марины Цветаевой.

 

Послевоенное детство

Завтра снова в детский сад,

Снова игры, снова сказки,

С горки ледяной салазки

Нас промчат сто раз подряд.

 

Утром – каша, на обед

Руки славной тёти Жени

Нам налепят вновь пельмени.

Двадцать восемь непосед:

 

Ленка, Олька, Марк, Борис –

Будут требовать добавки

По пельмешке, только Славке

Принесут в тарелке рис.

 

Славка тощий, как червяк,

Славку вырастила тётя,

Тётя вечно на работе,

И одет он кое-как.

 

Мать у Славки на войне

Санитаркою служила,

Прошлого не ворошила

И работала вдвойне…

 

А потом – для всех компот.

Но какой! – из ананасов,

Из лендлизовских запасов.

Колька Паршин – идиот!

 

Ананасов он не ест.

И не надо, мы поможем,

По куску себе положим,

А ему дадим замест –

 

Кушай, Колька, нам не жаль,

Хлеба чёрного горбушку,

И дадим в придачу сушку

И от «Вальтера» деталь.

 

За сараем во дворе

Мы нашли вчера патроны –

Не иначе как шпионы

Обронили на заре.

 

Я в газете видел сам,

Что вокруг полно шпионов,

Даже дворник наш Ионов,

У него большущий шрам.

 

А патроны я хотел

Бросить дома прямо в печку,

Жаль, их папа бросил в речку,

Говорит, чтоб я не смел

 

Всё тащить к себе домой –

То патроны, то железки,

То от медных труб обрезки –

«Скоро ужин, руки мой!»

 

А наутро – в детский сад.

Шапка, шарфик, рукавички,

Радостно щебечут птички…

Сколько ж лет тому назад?..