Песня попугая
Мой хозяин –
Бездомный старик,
Всё богатство его – шарманка.
На перроне у полустанка,
Причитая: «Эх, жил бы Сталин…» – Крутит ручку былой фронтовик.
Целый день на шарманке сижу –
Попугай по имени Ара,
Знаю службу свою, не тужу,
Хоть я стар, и давно подагра…
И гнусавит шарманка вальсок, Гражданин, отвлекись на часок,
Доставай поскорей полтину,
Я тебе подыщу билет,
В нём прочтёшь: «Счастьем полон свет», – И забудешь на миг рутину.
Мой хозяин –
Карельский мужик.
В детстве – лес, да лодка-кижанка,
Да грибы, да шапка-ушанка,
Первомай: «Да здравствует Сталин!» После – брага, дружки, змеевик…
Жил себе не тужил до поры –
В колдовских краях под Олонцем,
Где нет спасу от мошкары
Под холодным карельским солнцем,
Где озёр голубых – не счесть,
Где в лесах грибов – не унесть,
По полгода – белые ночи,
А зимой – бесконечная тьма,
По трубу в сугробах дома…
Тут война – дни ещё короче…
Мой хозяин – Он был строевик,
Всех делов-то – шинель, да портянка,
Да заслуженная «Берданка»,
Политрук орёт: «С нами Сталин!» –
Но и он вдруг к земле приник…
Пуля – дура, штык – молодец:
«Твою мать!» – и вперёд, в атаку,
Но недолго бежал боец,
Не случилось ввязаться в драку.
Роты нет, и ротного нет,
Над поляной чуть брезжит свет…
Понял он: не убит, контужен…
Тишина – ни своих, ни чужих,
Ни старшин, ни солдат простых – Никого. Но жив, хоть недужен…
Мой хозяин –
Не стон и не крик –
Подлечила его селянка, –
Дров вязанка да щец лоханка…
Немчура вокруг, где там Сталин…
Слава Богу, не большевик…
Вороньём налетела война –
Погорельцы да пепелище…
А кому-то и мать родна –
Под немецкий топор топорище. Коммунистов с жидами – в расход,
И без отдыха дальше в поход…
Не нашли, не шибко искали –
Отлежался в хлеву солдат,
И никто не донёс – свят-свят!
Так и жили, дней не считали…
Мой хозяин –
Спьяну он дик,
Вылезает души изнанка,
Схомутала его Лубянка,
Он же верил: «Эх, знал бы Сталин…» – Колыма, Магадан, рудник.
Сорок пятый, Победа, весна, Возрождается жизнь в глубинке:
«Эй, кому там светёлка тесна?
Нынче танцы у нас в низинке!» Наплясавшись, упились всласть –
Ну чихвостить колхозну власть:
По указке, мол, жнут и сеют,
А не так, как разум велит,
Кажный ране был пьян и сыт –
Ныне друг за дружкой глазеют…
Мой хозяин…
Ну да, материк –
Не скатёрка, блин, самобранка,
Лишь стакан да хлеба буханка…
Дуба дал, наконец-то, Сталин,
Долбанул, видать, паралик.
Отпустила его Колыма,
Дали сидор, краюху хлеба
Да билет Магадан-Бугульма…
Расцветать начинает верба,
Он уже на краю села –
Всё спалило время дотла,
Пощадило одну шарманку…
Есть как есть – ни кола ни двора, Протрезвел – и уже с утра
По-солдатски слепил землянку.
Мой хозяин –
Он пёр напрямик
И не думал, что жизнь – подлянка…
Вот стоит он у полустанка,
Повторяет: «Бандит был Сталин,
От бандита остался пшик…»
Самокат
Вдруг неожиданно, так некстати Взорвалось в памяти,
Как тот безногий на «самокате»
Просил у паперти.
На нём тельняшка и что-то ниже
Не первой свежести,
И я страшусь подойти поближе –
Видать, попервости.
Сидел он молча, пред ним пилотка
Для подаяний;
Глоток пивка, табаку щепотка –
Предел мечтаний.
Таких на Зареке, у кладби́ща
Немало было,
Но в одночасье безногих нищих
Как будто смыло.
Не удалось повстречать мне больше
Того солдата,
И только память с годами горше
Саднит, ребята…
Богомаз
– Ты кто, ответь мне?
– Богомаз.
– Встречал тебя я как-то раз
И видел, как ты малевал, –
И мне напомнили овал
На фоне неба,
И губ упрямых уголки,
И глаз горящих угольки –
Краюху хлеба
В руках у нищенки одной.
Она с протянутой рукой
Стояла и глядела вдаль,
В глазах её жила печаль –
Не видел горше,
И с губ неслышный рвался крик,
Мол, был бы жив её старик,
Когда б не в Польше,
В забытом Господом селе
С кровавым следом на челе
Остался спать в сырой земле…
– Скажи, художник,
С кого святых рисуешь ты,
Чья скорбь ложится на холсты,
Чтоб я, безбожник,
В себя принять смог эту боль,
Которой – поперёк и вдоль –
Мир этот полон!
Святые – с головы до пят, –
Твои мадонны всех простят,
Равняя павших.
А я?.. Я человек простой,
Не богомолец, не святой,
Мне мил весенний травостой
И летний дождик,
Люблю по осени грибы,
Уютный быт лесной избы,
Свой огородик…
Но не научен я прощать,
Мне больно, если плачет мать,
Скорбя о сыне,
Не возвратившемся с войны
И не дождавшемся весны
В холодной стыни.
И мне не жалко, если враг,
Сражённый в битве за Рейхстаг,
Был сыном тоже, –
Не пожалею, не прощу,
Я лучше тихо прошепчу:
«Помилуй, Боже…»
– Рисуй же женщин, богомаз,
И выставляй их напоказ
В простой одёже,
Они – кто младше, кто старей –
На всех скорбящих матерей
Лицом похожи.
***
Что, не спится, дед Михай?
Молишь, падла, о прощенье
За былое прегрешенье? –
Нет прощенья, полицай!
Вспомни, кто был твой сосед,
С кем ты говорил на идиш,
Кто взрастил тебя, подкидыш,
Кто спасал тебя от бед?
Кто помог отстроить дом
После жуткого пожара?
Кто тебя спас от угара?
Вспомни: твой сосед Шалом.
С кем ты в Песах ел мацу,
Кушал халу по субботам?
Пусть и был ты обормотом,
Но бежал, как сын к отцу,
Чтоб поведать о делах,
Хоть и был сосед евреем.
Как же стал ты лютым зверем?!
Или понял: дело – швах?
Как нагрянула война,
Мигом стал ты полицаем.
Что ты делал за сараем
От темна и дотемна?!
Где любовь твоя Рахель,
Аль забыл о недотроге? –
Все сгорели в синагоге…
Ты ж хотел в её постель,
Но она дала обет
Встать невинной под хупою.
Может, был ты с перепою?
Всё одно – прощенья нет!
Что, не спится, дед Михай?
Всё в глазах мелькают лица? –
Знать, пришла пора молиться,
Бог ли, чёрт с тобой – нехай!
Каунас. IX форт
Вновь над девятым фортом вороньё Повисло, как когда-то, чёрной тучей. Верны они своей повадке сучьей,
В их грае слышу я: «Враньё! Враньё!»
Вокруг в полях не кошено жнивьё…
Всех в общей яме закопали кучей.
Где, Верещагин, твой талант могучий?! Гора очков, ботиночек, рваньё…
Их было тридцать тысяч убиенных: Литовские евреи, горстка пленных,
С евреями французский эшелон…
О чём вороны каркают над фортом?
О давней, в сорок третьем, встрече чёртом, Он, зная ад, был очень удивлён…
Отцу в День Победы
Диптих
1
Мне рассказы твои о войне, как мольба, Не забыть, где месили вы грязь.
Неужели на мне обрывается связь? – День Победы – второй без тебя.
Мои дети ещё что-то помнят и чтут, – Души им не сковал мороз, –
И медали, что ты ещё с фронта привёз, – На блошиный развал не снесут.
Рюмку водки налью и взгрустну о тебе
В этот маем обласканный день.
Как и ты, я сполна благодарен судьбе, Только жаль – не цветёт здесь сирень…
2
Мне нашёптывает вновь память
О давно прошедших годах…
Я ведь не был с тобой в Петсамо
И не мёрз в карельских лесах,
Не форсировал Свирь с медсанбатом И не спал на сырой земле…
Ты ушёл, и тебя нет рядом,
Только лучик из царства теней…
9.05.09
Холокост
Они не умирают никогда,
Так и бредут в пыли по бездорожью –
По всей Европе, по осенней пожне,
Не зная и не ведая – куда…
Их разметала ненависть по свету,
Их имена – лишь цифры на запястье Отметкой о слепом еврейском счастье.
И нет вопросов, есть одни ответы…
Вагоны
Куда-то вдаль покорно шли вагоны*…
На стыках рельсов дробный перестук – Как стук сердец загубленных подруг… Бессмысленно шальные перегоны Отмеривали скотные вагоны
Под мерное зловещее тук-тук…
Усталое сплетенье ног и рук,
И ночи – бесконечны и зловонны… Покорно в никуда бегут вагоны –
Нет сил, почти совсем умолкли стоны. Чечёточный колёсный перестук
Да жёлтых звёзд давидовы заплаты…
Угасших этих звёзд координаты: Майданек, Биркенау, Равенсбрюк…
*) Строка из сонета «Встреча» Марины Цветаевой.
Послевоенное детство
Завтра снова в детский сад,
Снова игры, снова сказки,
С горки ледяной салазки
Нас промчат сто раз подряд.
Утром – каша, на обед
Руки славной тёти Жени
Нам налепят вновь пельмени.
Двадцать восемь непосед:
Ленка, Олька, Марк, Борис –
Будут требовать добавки
По пельмешке, только Славке
Принесут в тарелке рис.
Славка тощий, как червяк,
Славку вырастила тётя,
Тётя вечно на работе,
И одет он кое-как.
Мать у Славки на войне
Санитаркою служила,
Прошлого не ворошила
И работала вдвойне…
А потом – для всех компот.
Но какой! – из ананасов,
Из лендлизовских запасов.
Колька Паршин – идиот!
Ананасов он не ест.
И не надо, мы поможем,
По куску себе положим,
А ему дадим замест –
Кушай, Колька, нам не жаль,
Хлеба чёрного горбушку,
И дадим в придачу сушку
И от «Вальтера» деталь.
За сараем во дворе
Мы нашли вчера патроны –
Не иначе как шпионы
Обронили на заре.
Я в газете видел сам,
Что вокруг полно шпионов,
Даже дворник наш Ионов,
У него большущий шрам.
А патроны я хотел
Бросить дома прямо в печку,
Жаль, их папа бросил в речку,
Говорит, чтоб я не смел
Всё тащить к себе домой –
То патроны, то железки,
То от медных труб обрезки –
«Скоро ужин, руки мой!»
А наутро – в детский сад.
Шапка, шарфик, рукавички,
Радостно щебечут птички…
Сколько ж лет тому назад?..